Рождение света. Том первый
Шрифт:
– Да ничего я не хотела… – отвечаю ей, но она всё никак не унимается, заставляя меня нервничать.
– Врёшь, тварь! – верещит девушка, пытаясь притянуть меня к себе.
Меня охватывает паника, ноги становятся ватными, хотя безумно хочется убежать подальше. Я пытаюсь вновь поймать на себе хотя бы один заинтересованный взгляд, но все будто назло не смотрят в нашу сторону. Я тяну руку на себя, а Рэйчел, будто помешанная, не отпускает, оставляя на коже глубокие царапины.
И тут замечаю проблеск стали… Предмет в её руке напоминает небольшой нож. Им обычно режут на дольки лимоны для коктейлей или что-то вроде того. Зачем он ей? На столе – кроме бокалов, бутылок из-под шампанского и виски – не было никаких закусок. Мне
В следующий миг я сама не понимаю как, но Рэйчел, раскрасневшаяся и со слезами на глазах, прислоняется ко мне вплотную, крича прямо в лицо:
– Это тебе за всё, сучка! Будешь знать, как отбирать у меня мою жизнь!
Один. Два. Три.
Три удара в живот острой сталью с мелкими зазубринами.
Я чувствую резкую колющую боль, внутри разливается пугающее тепло. Голова резко начинает кружиться, а тело без моей воли обмякает, полностью теряя остатки сил. Начинаю стекать на пол, неосознанно пытаясь ухватиться за свою убийцу, но она делает два шага назад и скрывается в толпе танцующих, оставляя меня наедине с болью, что резко переходит в ноги от падения. Я мотаю головой, желая сфокусироваться на животе. Из него обильно течёт кровь, впитываясь в бордовую ткань, делая её ещё насыщенней… темнее. Вижу торчащий из живота нож, за рукоять которого пытаюсь ухватиться и вытащить. К глазам подступают непрошеные слёзы, а из горла вырывается сдавленный вопль, который никто так и не слышит из-за громкой музыки.
Неужели это конец?
Джо… Он не переживёт…
Кто-то подходит ко мне и трясёт за плечи, но я уже почти ничего не соображаю. Боль импульсами бьёт по всему телу, не давая здраво мыслить.
– Роуз! Вот чёрт! Кто это сделал, скажи мне? – знакомый голос хочет достучаться до меня…
Эштон? Нет, не он. Ничего не могу ответить, к горлу подкатывает собственная кровь, и я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не вырвать.
– Артур, звони 911 срочно! Хватит толпиться, дурни! – кричит…
Всё-таки Эштон.
Он вроде хватает меня холодными руками за лицо и всматривается в глаза. Голубые, полные отчаяния и страха… Никогда прежде не придавала этому значения. Не Эштон. Но ведь… Я уже виделась с тобой?
– Всё будет хорошо! – голос его дрожит, как и пальцы на моей коже. – Роуз! Роззи! Только не теряй сознание! Скажи, кто это сделал? Говори со мной!
Я хочу ему ответить, но вместо этого изо рта начинает стекать кровь, отдавая металлическим привкусом в лёгких и чем-то ещё странным и неприятным. Чувствую, что словно не со мной всё это происходит. Будто не меня Эштон продолжает трясти за плечи, а затем берёт на руки и несёт куда-то. Лишь чётко осознаю надвигающуюся темноту и ощущение озноба, что распространяется от живота. Мне даже кажется, что я слышу сквозь весь этот назойливый гул, как кровь капает на пол, отдаваясь звонким эхом.
– Эштон… – собираю остатки разума, чтобы не забыть сказать главного, чувствуя, как глаза предательски закрываются. – Передай Джо, что я люблю его…
Позволяю тьме, пробирающей своей неизвестностью, накрыть меня холодными объятиями. Но перед тем как окончательно упасть в неё, в голове всплывает образ с горящими в кромешной тьме алыми глазами, а из его уст слышится такой знакомый и приятный бархатный голос, полный удивления:
– Розалия?
Распахиваю глаза и резко сажусь. В области живота словно режут тупым ножом, вспарывая плоть до самых кишок. Девра хаса! Смахиваю пот, градом стекающий по лбу, и пытаюсь вспомнить, что мне снилось, что послужило причиной такого странного пробуждения. Всё тщетно, и сна больше ни в одном глазу.
Раз уж проснулся, то поднимаюсь с кровати и иду в душ, чтобы немного прийти в себя. Включаю ледяную воду и терплю отрезвляющие струи, что безжалостно врезаются в кожу. Стою упёршись руками
Ливах! Нет! Хватит!
Меня снова переполняет злость, переливающаяся через край; тело начинает нагреваться, заставляя испаряться воду, что попадает на кожу. Чтобы выпустить накопившуюся ярость, бью кулаком о керамогранит, который податливо сыплется на пол, превращаясь в мелкую крошку.
Эйлель, я ведь запретил ему вспоминать её. Он раз и навсегда попрощался с ней в тот весенний день…
Я – тень былого – стоял, докуривая сигарету, ожидая, когда последние прихожане покинут старинную церковь. Сегодня я твёрдо решил, что это в последний раз. Сегодня окончательно отпущу и перестану приходить сюда, ведомый призраками далёкого прошлого, которого уже никогда не вернуть.
Когда последние смертные вышли из пристанища глухонемого Господа, затворяя за собой массивную двустворчатую дверь, скрипящую на всю узенькую улочку Арко Делла Паче, я сжёг в пальцах окурок и медленно подошёл к церкви, освещаемой закатными лучами солнца. Внутри неё уже царил полумрак – священник потушил практически все свечи, оставив лишь несколько догорать у статуи Девы Марии с потрескавшейся краской. Самого проповедника нигде не было видно – видимо, он вышел через чёрный ход, – а я тем временем зашёл в служебную комнатку и машинально достал из шкафа цельную свечу и садовые ножницы. Всё происходило как обычно, как и все прошедшие амерс, но было одно отличие – внутри меня это более не вызывало никаких чувств.
Подойдя к старой покосившейся двери, что скрывалась в тени бокового нефа, я достал из кармана ключ и открыл замок. Пред моими глазами раскинулся крошечный розовый сад – благоуханный и умиротворяющий. Сколько отвратительных воспоминаний навевает это место, и вроде я должен был давным-давно забыть о нём и сторониться, как грешники страшатся Гиенум, но почему-то вновь и вновь возвращался, почему-то именно здесь находил такое нужное мне состояние покоя… Только здесь, когда на вечный город опускалась ночь, я мог насладиться тишиной. Хотя если подумать, неужели кроме этого проклятого сада нет более ничего другого? Есть, конечно, однако только тут, как мне казалось, я мог думать более трезво. Во мне на краткое мгновение просыпалось что-то, что он потерял уже очень давно.
Но этот раз был последний. Всё решено.
Внутри меня царило абсолютное ничего. Пустота, будто безвоздушный вакуум – плотный и недосягаемый.
Ступая по разбитой каменной дорожке, я направился сразу к склепу, поменял свечу в лампаде, а после оглянул в поисках изъянов розовые кусты, растущие вокруг недавно мной же выбеленной постройки. Следующий час я бездумно посвятил себя цветам, срезая поникшие от необычного для этого времени года зноя ветки и убирая с земли иссохшие листья, отмечая про себя, что больше этим мне никогда не предстоит заниматься.
Но даже в тот момент у меня возникал вопрос: зачем я это делаю? С наступлением осени цветы увянут и цикл повторится вновь, и так из года в год, но такое произойдёт лишь с растениями. В отличие от людей, что неизбежно умрут, оставив после себя только корм для земляных червей, цветы на ветках вырастут вновь, наполняя ароматом воздух.
Закончив с садом, я по привычке сел около склепа, подминая под себя зелёную траву. Вытерев тыльной стороной ладони покрывшийся потом лоб, пустым взглядом посмотрел на барельеф над дверцей.