Рождённая на стыке веков

Баширова Шаира

– Значит придёшь после того, как сходишь в детский сад, – ответил Мирза.

– Мирза? Вы хотели рассказать, почему так долго с войны не возвращались, – напомнила я ему.

Мирза поднял голову и пристально посмотрел на меня.

– Тебе правда интересно это знать? – спросил он.

На душе было муторно. Я и хотела узнать, что было с Мирзой и боялась услышать его историю.

– Ты и так столько всего пережила и моя история… впрочем, моя история сказка, по сравнению с твоей. Война – всегда смерть, ранение, в лучшем случае. И меня ранили,

когда красная армия с боями вытесняла беляков. Жутко было, кровь, тела. Нас, несколько человек, взяли в плен, сначала пытали, избивая и пиная сапогами, а на утро, отряд собрался покинуть деревню. Нас брать с собой они были не намерены и мы, четыре человека, уже прощались с жизнью. Шансов на выживание не было, конец войны, белые понимали, что проиграли и нужно драпать за границу, иначе смерть.

В последние месяцы войны, беляки стали более жестокими, но я потом часто думал, ведь каждый из них по-своему боролся за свою землю. Принять новую власть, которая лишила их всего, что они имели, понятное дело, они бы не смогли. Вот и мстили по-своему. Так сказать, вымещали свою обиду, злость и то, что их гонят с собственной земли, да что с земли – из собственного дома. Бедные, богатые, были во все времена. Не знаю, изменится ли что-нибудь теперь, вроде жизнь налаживается , землю крестьянам раздали, власть в руках советов. Прости, отвлёкся я… В общем, на заре нас вывели в поле, к краю обрыва и расстреляли. Когда пришёл в себя, сразу и не понял, где нахожусь, думал, в рай попал. А надо мной молодая женщина и рядом старуха стоит, бормочет что-то и травы на раны накладывает.

– Где я? – прохрипел я, поводив вокруг глазами.

Голова перевязана, тяжёлая, словно чугунный казан. Тела не чувствую.

– Лежи, милок, ты чудом выжил. Не думали, что оклемаешься, – говорит старуха, а слова её, словно барабанный грохот в ушах отдаются.

– Ты, солдат, уже неделю без памяти лежишь. Спасибо бабушке, выходила тебя. Нашли тебя среди убитых, похоронить вышли, а ты стонешь. В хату перенесли, бабушка всё боялась, что помрёшь, но ты живучим оказался, – сказала молодая женщина, нагнувшись надо мной.

И так от неё запахло… свежескошенной травой и молоком, которое она держала в кружке с куском хлеба.

– Тебе поесть нужно, сил набираться. Давай, милок, ну-ка, попробуй сесть, – сказала старуха, помогая мне это сделать, придерживая за плечи. Сильная старушка оказалась, молодая-то подушки за спину подложила, я, охая и ахая, кое-как сел.

Так они ухаживал за мной две недели. Когда кто-то к ним заходил, тут же дверь комнаты закрывали и поговорив в сенцах, сразу выпроваживали. Я потихоньку стал садиться, потом и вставать. Ходить было тяжело, рана, правда, от трав старухи затягивалась быстро. Ох и вонючие были травы, но терпел.

Ходить, словно заново учился. Молодая женщина помогала мне, обняв её за плечи, я ходил по комнате. Часто вспоминал Бахрихон и сына, который умер в младенчестве. Молодая женщина была красивая, кровь с молоком, так сказать. Идти мне было некуда и не к кому, а она так мне улыбалась и просила остаться с ней. Мужчина по натуре слаб, не осуждай меня. Я очень тосковал по жене, но естественные потребности, сама понимаешь, давно без женщины, а тут на тебе, совсем рядом, каждый день и сама готова в лечь постель.

Старуха часто уходила в лес и на поля за травами. И однажды, я не выдержал, ох и страстная баба оказалась, наши-то, более тихие и скромные, на такое, что вытворяла эта пассия, не способны. Так я и остался жить у неё.

Мужа

женщины в гражданскую войну убили, недолго горевала, всё ребёнка от меня хотела. Молодая, не успела с мужем насладиться любовью, осталась вдовой. А я тосковать стал, по дому, по моей Бахрихон, по заводу. Говорю Любе, так звали ту женщину, домой, говорю, хочу вернуться, а она в слёзы, не пущу, говорит. Баба Нюра, старушка, тоже уговаривала меня остаться, я сделал вид, что согласился, а сам задумал ночью уйти. А Люба и заявляет, что ребёночек у нас будет. Что делать? Пришлось остаться, но тоска такая, мОчи нет. Родила она, дочку родила, Настей назвали. Но чужие они мне и всё. Подумал, Люба получила, что хотела, значит не должен ей ничего и однажды, ночью, я вышел из хаты и ушёл, куда глаза глядят. Двое суток шёл, хорошо, хлеб и сало взял, вещи мужа своего Люба мне дала, так, с вещмешком за плечами, отдыхая, чтобы немного поесть, да молока попить из бутыли, которое я прихватил, я дошёл до станции. С пересадками, месяц до дома добирался. Везде на дорогах проверки, к счастью, мои документы сохранились, которые мы зашивали в подол гимнастёрки. В общем, пронесло.

Думал, приду домой, меня Бахрихон и ты встретите, а в доме чужие. Услышал, что ты в кишлак свой вернулась, а моя Бахрихон умерла. Я на завод вернулся, говорю, комнату бы вернуть. А мне ответили, что нельзя, вроде, партийный её оприходовал для себя и своей жены. Но меня взяли обратно на завод и комнату дали, ещё лучше, с кухней и туалетом, прямо в квартире. А через четыре года, начальником цеха назначили. Меня всё совесть мучила, что изменял я своей жене, но её больше нет и когда я с Любой жил, Бахрихон уже не было. А к дочери, у меня двоякое чувство, может когда-нибудь я и увижусь с ней. Хотя знаешь, Халида, я ведь и название деревни не спросил, когда жил там, не до того было и не вспомню туда дорогу. Вот такие вот дела. Может осуждаешь меня, а? – наконец взглянув на меня, спросил Мирза.

Что мне было ответить ему? Я не знала.

– У меня права такого нет, осуждать Вас. Что было, то прошло, нужно дальше жить. Поздно уже, домой возвращаться нужно, – поднимаясь со скамьи, сказала я.

Мирза схватил меня за руку, я испуганно посмотрела на него.

– Знай, Халида, ты единственный родной мне человек, после Бахрихон. Нет у меня никого на этом свете. Ты ведь мне, словно сестра родная, – взволнованно сказал Мирза.

– Я знаю, Мирза, знаю. Пойдёмте уже, сын у меня, – ответила я.

Обратно мы шли быстрее, Мирза проводил меня до самого дома Даши и на прощанье пожал мою руку.

– Жду вас с Дашей завтра на заводе. Пока, Халида, – сказал Мирза и быстро зашагал прочь.

Поднявшись в квартиру, я тихо постучала в дверь. Даша, как оказалось, не спала. Она ждала меня.

– Ну, наконец-то! Время почти одиннадцать. Рассказывай, что было? – нетерпеливо спросила Даша, прямо с порога.

– А что могло быть? Мы просто поговорили. Я голодна, поесть бы, – устало сказала я.

– На кухню иди, там поговорим и поешь. Я Абдуллу накормила, спит, как ангелочек, – сказала Даша.

Сделав два небольших бутерброда, я поела, запивая холодным кипятком.

– Завтра Мирза ждёт нас на заводе, сказал, в свой цех возьмёт. Отведу сына в детский сад и вместе сходим на завод, – зевая, сказала я.

– Хорошо, как скажешь. Пошли спать, поздно уже, – поднимаясь со стула, сказала Даша.