Рождённая на стыке веков

Баширова Шаира

– Мама? Я пить хочу, – повторял он.

Я быстро подняла сына на руки и сделала шаг навстречу Хадиче и незнакомому мужчине в фуражке, но вдруг из подъезда выбежала маленькая девочка, лет четырёх, с кудряшками, схваченными атласными лентами, красными туфельками с лямочками на пуговичках и в нежно-розовом платье.

– Мамочка? Я куклу свою забыла, – нежным голоском, посмотрев на Хадичу, воскликнула девочка.

– Мамочка?… так это… её дочь? А этот мужчина… муж, что ли? – пробормотала я сама себе.

– Пусть твоя кукла поспит, а мы скоро вернёмся. Папу проводим, поедим с тобой мороженого и вернёмся,

хорошо, доченька? – присев перед ребёнком на корточки и взяв её за плечики, ласково сказала Хадича.

Мужчина быстро подхватил дочь на руки.

– Ты моя сладкая! Я тебе ещё лучше куклу привезу, – сказал он, целуя ребёнка в шею.

Они пошли мне навстречу, а у меня словно ноги к земле приросли. Мужчина был в сером костюме, было видно, что он не просто рабочий завода. Хадича подняла голову и тут её взгляд встретился с моим. Она остановилась и побледнела. Мужчина, увидев, что она остановилась, с удивлением посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на меня. Он с пренебрежением оглядел меня с головы до ног.

– Халида… ты? Но как? Ты… значит ты вернулась? – растерянно бормотала Хадича, подходя ближе.

– Хадича? Кто это? – спросил мужчина.

– Коленька, ты сам иди, я встретила давнюю знакомую, мне поговорить с ней нужно. Вечером поговорим, хорошо? Иди, милый, – повернувшись к мужчине, ласково сказала Хадича на чистом русском языке.

– Хорошо, как скажешь, – мужчина опустил ребёнка на землю, я почему-то тоже опустила Абдуллу на землю, к нему быстро подошла дочь Хадичи.

Как часто бывает, дети быстро нашли общий язык и через минуту, уже болтали о чём-то своём, детском.

– Смотри, что у меня есть. Хочешь? – пролепетала девчушка, протягивая сыну конфету.

– А тебе? У тебя же одна, – совершенно серьёзно, сказал Абдулла. Его научили делиться в детском доме, я посмотрела на них и улыбнулась.

– Вижу, у Вас всё хорошо. Муж… ребёнок… Я рада за Вас, – называя Хадичу на Вы, проявляя уважение к её возрасту, сказала я.

– Ну да… муж. Скорее, сожитель. У него другая семья, семья… – хмыкнула Хадича.

– Семья из двух человек. Детей там нет, но уйти не может. Сама понимаешь, партийный работник, могут и из партии попросить. А тут… шла я с работы, машина остановилась, чёрная. У меня душа в пятки. Он выглядывает.

Садитесь, говорит, я довезу Вас. Наверное, я и села потому, что очень испугалась. И он довёз, спросил имя, где работаю, сколько мне лет… а я отвечала, как на допросе. Через два дня всё повторилось, потом, он стал приносить сначала конфеты, потом цветы, потом… остался у меня на всю ночь. Знаешь, Халида, у меня никогда не было такой ночи, ты же знаешь наших мужчин, взял своё и ушёл. А этот… всю ночь говорил ласковые слова, а как нежно ласкал и целовал… я забылась в его объятиях. Потом узнала, что беременна. Думала всё, конец мне. Но Коля был так рад, что у него наконец ребёнок будет. Сама была поражена. Жена, конечно, узнала, приходила, деньги большие предлагала, чтобы я родила и ей ребёнка отдала. Ну какая же мать родит и тут же отдаст своё дитя? Деньги я не взяла, видимо и Коля с ней поговорил, она оставила меня в покое. А Коля… он так любит дочь и… меня, наверное, тоже. Я ни в чём не нуждаюсь, одета, обута, накормлена. С завода ушла, так Коля решил, чтобы разговоров не было. В общем, приходит он в неделю два раза, к дочери. Я довольна. Отец, всё-таки, – закончив говорить, Хадича опустила голову.

– Рада за тебя. Каждый выживает, как умеет. Мирза, значит, не вернулся? – спросила я.

– Нет и вестей никаких не было. А… а ты… как? Давно вернулась? – спросила Хадича, переводя взгляд на

детей, которые сели на скамейку, болтая ножками и о чём-то лепетали. Хадича улыбнулась.

– Сын? Когда же ты успела? Большой уже, – сказала она.

– Отвечу по порядку. Вернулась вчера, сын мой и ему шесть лет. Когда Вы вольно или невольно сболтнули, что я была любимой женщиной Турсун бая, Вы знаете, меня арестовали. Но в лагерь сразу не отправили, понимаете? Меня пытали и насиловали два ублюдка. Я забеременела, уже в лагере узнала, что у меня будет ребёнок, жить не хотелось, вешалась, да подруга спасла. Знала, что убивать своё не родившееся дитя, большой грех. Кто отец… я не знала, который из этих двоих садистов, но смогла вычеркнуть их из памяти и забыть. Абдулла – мой сын и только мой. Когда ему исполнился год, его у меня забрали и отправили в Архангельск, это город такой, на севере, определили в детский дом моего годовалого мальчика. Что пришлось мне испытать, наверное не стоит говорить, не поймёте, сыта, одета, обута… простите, но это так. Голод и холод я смогла выдержать, спасибо добрым людям. А теперь… теперь мне идти некуда. Или Вы освобождаете мне комнату, согласитесь, она по праву моя, или просите своего партийного работника, пусть мне комнату дадут, я на любую согласна. Да… и работу тоже, сами понимаете, врага народа не очень жалуют. Всё, я все сказала, – жёстко говорила я, сама не ожидая от себя такого.

Может обида или её довольное жизнью лицо подействовало. Но высказавшись, я глубоко выдохнула и подошла к сыну.

– Абдулла? Сынок? Иди к маме. Нам пора, – сказала я.

Хадича стояла, боясь пошевелиться. От услышанного, она испытала чувство вины и шок.

– Халида? Подожди. Давай зайдём в дом… в твою квартиру, мне кое-что сказать тебе надо, – окликнула меня Хадича.

Остановившись, я обернулась.

– Вы вроде всё сказали. Что же ещё? – спросила я, не желая заходить с ней в квартиру.

– Прошу тебя. Я понимаю твою обиду, но в том нет моей вины. Я из лучших побуждений тогда, не подумав, сказала, прости меня. Думала, защищаю… прости. Но мне правда, есть, что тебе сказать, – она смотрела на меня умоляюще, готовая заплакать.

И я согласилась, хотя должна была найти участкового. Мы зашли в дом. Пройдя по знакомому коридору, который теперь освещала яркая лампочка, мы подошли к комнате. Хадича открыла ключом дверь и отошла, пропуская меня вперёд.

Я едва сдержалась, чтобы не ахнуть. Комната очень изменилась, вернее, преобразилась. Новые обои и дорогие занавески на окнах, диван и кресла, круглый стол и мягкие стулья, этажерка с книгами и кроватка для ребёнка. На маленьком столике, даже радио стояло, с фарфоровыми слониками и маленькими статуэтками. На столе, белая скатерть и ваза с фруктами, на полу – ковёр, не новый, но в хорошем состоянии. Такого увидеть я никак не ожидала. В углу, отдельный стол, внутри которого стояла посуда, чайник, тарелки, косушки и пиалки, в ящиках, ложки и вилки.

Это я увидела, когда она стала собирать на стол. В столе, на полке, лежали продукты. Хадича молча нарезала колбасу и сыр, даже хлеб, правда серый, но тогда и такой было непросто достать. Взяв чайник, она вышла и вернулась с заваренным чаем, настоящим чаем, а не из листьев смородины. Потом, достав печенье, она дала детям. Я молча ждала, что же она мне скажет.

Налив мне в пиалку чай, Хадича пригласила меня за стол. Сто лет я не ела колбасу и сыр, даже вкус этих продуктов не помнила. Вспомнила, что в доме Турсун бая были и колбаса, и сыр, только нам давали в особых случаях и совсем понемногу. Заставлять упрашивать себя, я не стала, села за стол и быстро сделав бутерброд, положив на хлеб и сыр и колбасу, я протянула сыну. Абдулла жадно стал есть, дочь Хадичи с удивлением смотрела на него.