Рождественская песнь в прозе (пер. Пушешников)
Шрифт:
Казалось, рука дрогнула — въ первый разъ.
— Добрый духъ, — продолжалъ Скруджъ, стоя передъ нимъ на колняхъ. — Ты жалешь меня. Не лишай же меня вры въ то, что я еще могу, исправившись, измнить тни, которыя ты показалъ мн!
Благостная рука снова дрогнула.
— Всмъ сердцемъ моимъ я буду чтить Рождество, и воспоминаніе о немъ буду хранить въ сердц круглый годъ! Я буду жить прошлымъ, настоящимъ и будущимъ! Воспоминаніе о духахъ будетъ всегда живо во мн, я не забуду ихъ спасительныхъ уроковъ. О, скажи мн, что
Въ отчаяніи Скруджъ схватилъ руку призрака. Тотъ старался высвободить ее, но Скруджъ держалъ ее настойчиво, крпко. Но духъ оттолкнулъ его отъ себя. Простирая руки въ послдней мольб, Скруджъ вдругъ замтилъ какую-то перемну въ одяніи духа… Духъ сократился, съежился, — и Скруджъ увидлъ столбикъ своей кровати.
Строфа V
Эпилогъ
Да, это былъ столбикъ его собственной кровати. И комната была его собственная. Лучше же всего, радостне всего было то, что будущее тоже принадлежало ему — онъ могъ искупить свое прошлое,
— Я буду жить прошлымъ, настоящимъ и будущимъ! — повторялъ Скруджъ, слзая съ кровати. — Въ моей душ всегда будетъ живо воспоминаніе о всхъ трехъ духахъ. О, Яковъ Марли! Да будутъ благословенны небо и Рождество! Я произношу это на колняхъ, старый Марли, на колняхъ!
Онъ былъ такъ взволнованъ и возбужденъ желаніемъ поскоре осуществить на дл свои добрыя намренія, что его голосъ почти отказался повиноваться ему. Лицо это было мокро отъ слезъ, — вдь онъ такъ горько плакалъ во время борьбы съ духомъ.
— Он цлы! — вскричалъ Скруджъ, хватаясь за одну изъ занавсокъ кровати. — Все цло — я ихъ увижу, — всего того, что могло быть, не будетъ! Я врю въ это!
Онъ хотлъ одться, но надвалъ платье наизнанку чуть не разрывалъ его, забывалъ, гд что положилъ, — продлывалъ всякія дикія штуки.
— Я не знаю, что длать! — вскричалъ Скрудижъ, смясь и плача, возясь со своими чулками, точно Лаокоонъ со змями. — Я легокъ, какъ перо, счастливъ, какъ ангелъ. Веселъ, какъ школьникъ! Голова кружится, какъ у пьянаго. Съ радостью всхъ! Съ праздникомъ! Счастливаго Новаго года всему міру! Ура! Ура!
Вбжавъ въ припрыжку въ пріемную, онъ остановился, совершенно запыхавшись.
— Вотъ и кастрюлька съ овсянкой! — вскричалъ онъ, вертясь передъ каминомъ. — Вотъ дверь, черезъ которую вошелъ духъ Якова Марли! Вотъ окно, въ которое я смотрлъ на рющихъ духовъ! Все какъ и должно быть, все, что было, — было. Ха, ха, ха!
Онъ смялся, — и для человка, который не смялся столько лтъ, этотъ смхъ былъ великолпенъ, чудесенъ. Онъ служилъ предвстникомъ чистой, непрерывной радости.
— Но какое число сегодня? — сказалъ Скрудж. — Долго ли я былъ среди духовъ? Не знаю, не знаю ничего. Я точно младенецъ. Да ничего, это не бда! Пусть лучше я буду младенцемъ! Ура! Ура! Ура!
Громкій, веселый перезвонъ церковныхъ колоколовъ, —
Подбжавъ къ окну, онъ открылъ его и высунулъ голову. Ни тумана, ни мглы! Ярко, свтло, радостно, весело, бодро и холодно! Морозъ, отъ котораго играетъ кровь! Золотой блескъ солнца. Безоблачное небо, свжій сладкій воздухъ, веселые колокола! Какъ дивно-хорошо! Какъ великолпно все!
— Какой день сегодня? — воскликнулъ Скруджъ, обращаясь кь мальчику въ праздничномъ костюм, которыя зазвался, глядя на него?
— Что? — спросилъ сильно удивленный мальчикъ.
— Какой у насъ сегодня день, мой другъ? — спросилъ Скруджъ.
— Сегодня? — отвтилъ мальчикъ. — Вотъ теб разъ! Рождество, конечно!
— Рождество! — сказалъ Скруджъ самому себ. — Значитъ, я не пропустилъ его. Духи все сдлали въ одну ночь. Они все могутъ, все, что захотятъ. Разумется, все. Ура, дорогой другъ.
— Ура! — отозвался мальчикъ.
— Знаешь ли ты лавку, на сосдней улиц на углу, гд торгуютъ битой птицей? — спросилъ Скруджъ.
— Еще бы не знать! — отвтилъ мальчшсъ.
— Умникъ! — сказалъ Скруджъ. — Замчательный мальчикъ! Такъ вотъ, не знаешь ли-ты, продана или нтъ индйка, висвшая вчера тамъ, — та, что получила призъ на выставк? Не маленькая индйка, а большая, самая большая?
— Это та, что съ меня величиной? — спросилъ мальчикъ.
— Какой удивительный ребенокъ! — сказалъ Скруджъ. — Пріятно говорить съ нимъ! Да, именно та, дружокъ!
— Нтъ, еще не продана, — сказалъ мальчикъ.
— Да? — воскликнулъ Скруджъ. — Ну, такъ ступай и купи ее.
— Вы шутите?
— Нтъ, нтъ, — сказалъ Скруджъ. — Нисколько. Ступай и купи ее. И, скажи, чтобы ее доставили сюда, а тамъ я скажу, куда ее отнести. Вернись сюда вмст съ приказчикомъ, который понесетъ индйку. За работу получишь шиллингъ. Если же вернешься разьше, чмъ черезъ пять минутъ, я дамъ теб полкроны.
Мальчикъ полетлъ, какъ стрла изъ лука, да съ такой быстротой, съ которой не пустилъ бы ее и самый искусный стрлокъ.
— Я поіилю ее Бобу Крэтчиту, — прошепталъ Скруджъ, потирая руки и разражаясь смхамъ.
— И онъ такъ и не узнаетъ, кто ее прислалъ. Она вдвое больше Тайни-Тима… Джекъ Миллеръ никогда бы не придумалъ подобной штуки — послать Бобу индйку!
Почеркъ, которымъ онъ писалъ адресъ, былъ нетвердъ. Написавъ кое-какъ, Скруджъ спустился внизъ по лстниц, чтобы открыть дверь и встртить лавочника. Ожидая его, онъ остановился. Молотокъ попался ему на глаза.
— Всю жизнь буду любить его! — воскликнулъ Скруджъ, потрепавъ его. — А прежде я почти не замчалъ его. Какое честное выраженіе лица! Удивительный молотокъ! А вотъ и индйка! Ура! Какъ поживаете? Съ праздникомъ!