Ртуть
Шрифт:
— Ты собираешься улыбнуться, Кингфишер Аджунских Врат?
— А что, если да? — ответил он очень ровным, спокойным тоном.
— Я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз я была свидетелем того, как ты это делаешь. Никто мне не поверит, когда мы вернемся в лагерь.
Тогда он все-таки улыбнулся, медленно и печально, отвернув голову и поигрывая вилкой.
— Они поверят тебе, малышка Оша. Они все не раз видели, как я улыбаюсь.
— Только не в последнее время? — прошептала я.
— Нет. Не в последнее время. В последнее время улыбаться очень трудно. — Его адамово яблоко дернулось. — Хотя
Он казался расслабленным, но в его плечах чувствовалось напряжение, которое я замечала, даже если никто другой этого не видел. Серебристый блеск в его глазах стал безумным. Я прижала кончик языка к внутренней стороне зубов, чтобы не испортить момент неуместными вопросами, но я знала, что он страдает. Он всегда страдал.
Аннорат мор!
Аннорат мор!
Аннорат мор!
Голоса доносились из ниоткуда, громкие и полные ужаса.
Аннорат мор!
Аннорат мор!
Аннорат мор!
Громче. Быстрее. Громче. Еще быстрее.
Я вцепилась в край стола, не в силах вздохнуть из-за рева в голове…
— Саэрис? Дорогая девочка, ты меня слышишь? С тобой все в порядке?
Баллард снова обрел резкость. Тарелка валялась на полу у моих ног, а трава была усеяна печеньем «Беттелл». Кингфишер смотрел на меня широко раскрытыми от шока глазами. Заговорила Венди, ее голос был полон беспокойства. Я сидела неподвижно, застыв как доска, а она прижимала тыльную сторону ладони к моему лбу.
— Температуры нет. Ты в порядке, Саэрис? С тобой что-то не так.
— Да. Я в порядке. Я… — Я тяжело сглотнула. — У меня просто немного закружилась голова, вот и все. — О, нет. Это заметили не только Фишер и Венди. Группа у костра прекратила разговоры и наблюдала за нами. Пара женщин-фей, прислонившихся к стволу массивного дуба в двадцати футах, тоже тихо переговаривались, их глаза были полны беспокойства, когда они смотрели на нас. Я подавила тревогу и улыбнулась как можно убедительнее. — Правда, со мной все в порядке, даю слово.
Он знает. Он понял, что ты что-то услышала.
Тоненький голосок в моей голове был прав. Фишер был белым как полотно и выглядел встревоженным, когда отодвинул свой стул, чтобы поднять мою тарелку.
— Это был долгий день, — сказал он, ставя тарелку обратно на стол. — Мы слишком много ели и пили, я думаю. Усталость берет свое.
Венди кивнула.
— Конечно. Конечно. Ну, ты же знаешь, куда идти, не так ли? Хотя, полагаю, прошло уже много времени. Ты помнишь дорогу?
Фишер добродушно усмехнулся и обнял старушку одной рукой.
— В остальном я, может, и не идеален, но память у меня отличная, — сказал он. — Спокойной ночи, Венди.
Я тоже обняла женщину, и у меня защипало в глазах от такого удивительного проявления материнской теплоты. Она все еще кричала нам вслед, желая спокойной ночи, когда Оникс помчался впереди нас по тропинке, зажав в зубах печенье.
Мы возвращались в Калиш. Фишер ни за что не согласился бы
Тропинки, ведущие в лес, были достаточно широкими, чтобы по ним могла проехать небольшая тележка. Но они были пустынны, поскольку все еще оставались на поляне, наслаждаясь праздником.
Фишер остановился посреди тропинки так неожиданно, что я чуть не врезалась в его спину.
— Те слова, которые ты произнесла там. Зачем ты это сделала? — спросил он.
Я произнесла их вслух? Черт.
— Я не знаю. Правда, не знаю. Это вырвалось само собой. Я сидела там, слушала, как ты говоришь что-то про улыбку, а потом бац. Это было все, что я могла услышать. Аннорат мор. Аннорат мор. Аннорат м…
— Прекрати. — Фишер поднял руку, словно щит. — Не… повторяй этого. Пожалуйста, замолчи. — В моем присутствии он бывал раздраженным, злым, взбешенным, возбужденным, но никогда прежде я не видела его испытывающим страх.
— Ртуть повторяет эти слова в моем сознании после того, как ты заставил меня замолчать в Зимнем дворце. Что они означают? — спросила я, шагнув к нему.
Он отступил назад, покачав головой.
— Лучше не спрашивай. Я все равно не могу тебе рассказать, так что просто… не надо.
— Фишер…
Он бросился ко мне, схватив за руку.
— Давай. Пошли.
Лесная деревня Баллард промелькнула как в тумане, пока Фишер тащил меня за собой. Деревья были увешаны мерцающими огоньками. Вдоль дорожек тянулись красивые пруды и поросшие травой площадки со скамейками. Музыка все еще витала в воздухе, хотя и отдаленно, пока он вел меня все дальше в лес. В конце концов мы вышли на мощеную площадь с круглым фонтаном в центре. Статуя в фонтане — женщина со струящимися красивыми волосами и нежно улыбающимся лицом в форме сердца — держала каменную вазу, из которой в фонтан у ее ног лилась ровная струя. Звук журчащей воды был бы успокаивающим, если бы Фишер не был так взволнован. Он пересек площадь, держась подальше от статуи и направился к безобидной красной двери между двумя маленькими магазинчиками — пекарней и ателье портного, судя по всему.
— Фишер, помедленнее … — Я едва не споткнулась, проходя мимо фонтана, мой взгляд остановился на небольшой латунной табличке у ног женщины, и тут болезненное осознание настигло меня. Я поняла, почему статуя показалась мне такой знакомой. Она была очень похожа на Эверлейн. И у нее были высокие скулы Кингфишера. Вернее, у него были ее высокие скулы.
Эдина из Семи Башен. Леди Калиш.
Мать Кингфишера.
Он говорил, что она привозила его сюда в детстве. Она была важна для жителей Балларда. Фишер тоже. Я поняла это еще до того, как Венди пришла отчитать его за то, что он так долго пренебрегал ею. Все вели себя очень деликатно, но жители деревни прекрасно знали о его присутствии. Он не был здесь чужаком, никогда не был, а теперь открывал дверь в здании на площади, потому что у него был гребаный ключ?