Ртуть
Шрифт:
Он шутил. Должен был. Никто бы не стал держать ее рядом так долго, если бы она действительно была такой несносной.
Некоторое время мы молчали. Мы пили эль и наблюдали за игрой музыкантов, а вокруг нас веселился Баллард. Вскоре группа девочек-подростков из высших фей начала ходить кругами вокруг костра, хихикая и бросая на Фишера игривые взгляды. На вид им было двенадцать-тринадцать человеческих лет — тот неловкий возраст между детством и хаосом полового созревания, — хотя я понятия не имела, сколько им было на самом деле.
Фишер пока не говорил
— Как вы здесь взрослеете? Ваши дети? Вы все живете так долго, но… вы рождаетесь, а потом остаетесь детьми на протяжении ста лет, или…?
Он покачал головой.
— Ребенок уязвим. Слабее, чем взрослый. Слишком легко может быть схвачен хищниками. Наше потомство взрослеет в два раза быстрее, чем человеческие дети. Мы полностью формируемся к двадцати одному или двадцати двум годам. Именно тогда процесс старения практически останавливается.
— Хищники?
— Множество темных и голодных тварей скрывается в забытых уголках этого мира, малышка Оша. По меньшей мере четыре вида банши питаются душами самых маленьких. Их жизненная энергия слишком сильна, чтобы они могли ей противостоять. Кроме того, здесь обитают призраки, русалки с острыми зубами и множество тварей, живущих в норах, которые так и норовят выскочить из-под земли и проглотить целиком все, что может поместиться в их пасти. Здесь действительно нужно следить за тем, куда ставишь ноги.
Живые боги. Я знала, что Ивелия полна опасностей, но не представляла, насколько рискованно здесь жить.
— А еще здесь есть растения. Ядовитые шипы и плотоядные цветочные бутоны. Если они и не убьют тебя, то уж точно оставят след. Ну и главная опасность, конечно, — заметил Фишер, его глаза потемнели. — Это Малкольм. — Он не сказал — вампиры. Он сказал — Малкольм, как будто бледная фигура с серебряными волосами, которую я видела на другом берегу реки, была единственным виновником смерти и разрушений, которые оставляла после себя его орда. — Одна только его ненависть стерла бы мир с лица земли, если бы ей дали волю.
Подул прохладный ветер, пробираясь ледяными пальцами под мою рубашку и заставляя меня дрожать. Я подумала, что это был порыв ветра, но воздух внезапно стал странно неподвижным, как будто весь мир затаил дыхание.
Смени тему, Саэрис. Ради всех богов, смени тему.
— Ты вызываешь небывалый переполох, — сказала я, отпивая эль из своей кружки.
— Хм?
Я кивнула на компанию молодых девушек, которые завершали свой четвертый круг вокруг костра, все еще бросая в сторону Фишера полные надежд взгляды.
— Думаю, эта маленькая группа может задаваться вопросом, не ищет ли лорд Калиша свою леди, — поддразнила я.
Я не думала, что Фишеру понравится мое замечание, но решила, что он, по крайней мере, поймет, что я шучу. Его рука крепче сжала кружку, а
— Тебе не следует так меня называть. Я не лорд Калиша, — процедил он.
— Но… это твой титул. Разве ты не единственный сын своего отца?
— Это не имеет значения. Я не… — Он запнулся. — Лорд обязан присматривать за своим народом. Защищать их. Обеспечивать безопасное место для жизни. Ты знаешь, где они сейчас? Люди, которые раньше жили на моих землях?
В его глазах вспыхнул ужасный гнев, когда он посмотрел на меня. Я знала, что мне не понравится то, что он собирался сказать, но я все равно ответила.
— Нет.
— Не другой стороне Дарна, жаждут крови своих гребаных детей, — с горечью сказал он. — Или же они бросили свои дома и уехали подальше, туда, где вся орда Санасрота не будет ломиться в их двери посреди ночи. Сто десять лет. Я оставил их на сто десять лет. Рен и остальные сделали все, что могли, чтобы остановить орду. Это не их вина. Я должен был быть здесь, чтобы защитить их. Я их подвел. Поэтому я не заслуживаю звания лорда Калиша. Я — лорд ничего.
Высокомерие, которое он носил как латные доспехи, исчезло. Вся эта искусственность. Стены, возведенные между ним и внешним миром. Исчезли. Ртуть в его глазу пульсировала, отражая свет костра, неумолимая, как всегда, не дающая ему покоя. Мне было больно видеть его таким, раздираемым горем, которое, как я теперь понимала, постоянно было с ним под поверхностью каменного фасада безразличия, который он демонстрировал миру.
У меня перехватило горло. Я хотела протянуть руку и прикоснуться к нему, но границы были так размыты. Примет ли он это утешение или рассмеется и плюнет мне в лицо? У меня были свои стены. Они были такими же высокими, как у него, и такими же прочными. Я не знала, переживу ли я такой отказ, если он повернется и станет насмехаться надо мной за то, что я решила посочувствовать.
Смелее, подумала я про себя. И еще — да пошел он. Если он проявит жестокость перед лицом доброты, значит, он заслужил быть несчастным и одиноким. Я глубоко вздохнула и уже собиралась потянуться к нему, как вдруг…
— Почему ты ничего не сказала? — потребовал ответа он, поворачиваясь ко мне лицом.
— Я как раз собиралась! Я просто… обдумывала!
— Не об этом. — Он резко выдохнул через нос. — О той ночи. О том, что произошло. С нами.
А-а-а. Дальнейших разъяснений не требуется. Я вглядывалась в его лицо, мое сердце билось как сумасшедшее.
— Ты ясно дал понять, что это будет разовый секс, — медленно сказала я. — Ты ясно дал понять, что можешь ненавидеть меня и все равно хотеть трахнуть. А я не из тех, кто продолжает добиваться того, что причиняет боль. Так что нет. Я не поднимала эту тему. Какой в этом был бы смысл? Ты бы приготовил мне чашку чая, сидел и слушал, как я пытаюсь убедить тебя, что нам может быть хорошо вместе?