Рудольф Штайнер. Каким я его видел и знал
Шрифт:
Чем больше я размышляю об этом удивительном человеческом феномене, каким мы могли его наблюдать в самый разгар беспорядков и заблуждений военного времени, тем больше склоняюсь к мысли, что в нем видится ответ, отклик на то, как сам Рудольф Штайнер относился к миру, к отдельным странам и отдельным народам. Я уже упоминал о том, что в самых различных по своей тематике лекциях перед слушателями представала своего рода опосредованная психология народов.
Когда Рудольф Штайнер приезжал в чужую страну, он тотчас вступал в сокровенную беседу с духовными силами, образующими ее язык, культуру и ландшафт. С нежностью, любовью и уважением воспринимал он душевную атмосферу той или иной страны. Можно сказать, что всем своим человеческим существом он погружался в образ целого народа. Он любил и ценил все, что имеет иной облик. Так, например, вернувшись из Англии, он мог без устали говорить об одухотворенности ландшафта тех мест, о переменчивой игре ветра между водой и облаками, об образах, имагинациях, с необычайной конкретностью вписывающихся там в атмосферу. С таким же напряжением душевных сил он погружался во все мистическое, что жило вокруг дольменов и менгиров, вокруг древних каменных сооружений. Он читал не только знаки, доступные
Оказываясь снова в Штутгарте, Рудольф Штайнер умел с милой лукавостью рассказать ту или иную забавную историю о том, как его ученики осваивались в чужом окружении. Он вообще придавал большое значение тому факту, что эти ученики не оставались дома, а несли свой опыт по всему свету.
Помимо Германии и Англии Рудольф Штайнер уделял особое внимание пропаганде важных знаний в области педагогики в Швейцарии и Нидерландах. Пусть более компетентный человек расскажет о его деятельности в Швейцарии. В Нидерландах же я смог не только испытать на себе его влияние, но и благодаря многолетней работе там на личном опыте понял, насколько сильно переданные духовные дары способствуют дальнейшему развитию самобытности самой страны и ее народа. Для голландца, да и, пожалуй, для нидерландца вообще, милое его сердцу погружение в детали, в мелочи не менее важно, чем осмысливание мира в различных аспектах, характеризующихся величием и ясностью понимания. Он глубоко вникает в то, что за счет инкарнативного потока связывает нас с царством материи, с физическим миром, но его полный внутреннего ожидания и чуткого внимания душевный взор направлен на то, что ему однажды откроется из экскарнативного потока по ту сторону порога смерти. Насколько голландскому народу свойственно направлять свой взор на частное, мелкое и одновременно на великое, лежащее в других размерностях, я впервые смутно ощутил на лекциях Рудольфа Штайнера, прочитанных им в 1922 году в рамках научного гаагского курса. О них речь шла выше. Одухотворенность материального нигде не представала с такой очевидностью, как в состоявшемся также в Гааге цикле лекций на тему: «Значение оккультного развития человека для его оболочек и его „я“». Описания жизни после смерти, с которыми Рудольф Штайнер выступил в том же городе примерно десять лет спустя, по своей имагинативной красочности, изящности и конкретности принадлежат к самому ценному из того, что он когда — либо рассказывал на лекциях.
Во Францию Рудольф Штайнер отправлялся явно с большой охотой. То великодушно — щедрое, охватывающее собой весь мир, грациозно легкое и динамически вибрирующее, что было свойственно атмосфере Парижа, всегда влекло в этот город творческих людей из всех областей культуры. Пожалуй, именно в Париже (кроме Дорнаха и еще, может быть, Хельсинки в Финляндии) у Штайнера была прекрасная возможность контакта с известными и типичными представителями русской нации. В Россию же его пути так и не привели. Но тем удивительнее, что вряд ли кто — нибудь другой, помимо Рудольфа Штайнера, смог бы в те годы рассказать такие важные вещи о настоящем и будущем русской нации. Он видел еще неисчерпанные возможности души этого народа, которую любил и ценил. Но одновременно отчетливее, чем кому — либо, ему виделся и тот тернистый путь, который предстояло пройти этому народу в ходе своей истории.
С американцами встреч в Париже было, пожалуй, меньше, чем в самом Дорнахе, куда их с каждым годом приезжало все больше и больше. Многие представители американской нации принадлежали к числу его сотрудников. Среди них было немало деятелей искусства. Не суждено Штайнеру было съездить и в Америку. В различных лекциях, особенно в выступлениях для рабочих Гётеанума, он указывал на то, что в англосаксах американской нации развиваются — пока еще неосознанно, инстинктивно — практические интуитивные способности, которые во многом соответствуют тому, что антропософскому духовному исследователю приходится развивать в себе путем строгого самопознания. Рудольф Штайнер видел и те опасности, которые угрожают, как говорят европейцы, «заокеанскому населению» из — за безудержного насильственного вторжения в их мир техники и экономики. Однако еще в начале своих духовно — научных исследований и деятельности в этой области он всегда говорил о важных задачах, которые в будущем выпадут на долю «молодого континента».
Антропософской духовной науке свойственно понимать важность и даже незаменимость каждого человека, каждой вещи на своем месте и в свое время. А посему не существует ни в Европе, ни на Дальнем Востоке, Западе или Юге ни одного племени, ни одной расы, назначения которой не видел бы или не ценил духовный исследователь Рудольф Штайнер. Он видел всю человеческую натуру полнее, универсальнее, осознавал ее космическую суть глубже, чем это обычно свойственно большинству людей. Он видел ее в бесчисленных вариантах, в самых разнообразных проявлениях. Именно эти метаморфозы
Много внимания Рудольф Штайнер уделял и скандинавскому Северу Европы как области, из которой вскоре будет перекинут мост в грядущие времена культуры человечества. Ему не пришлось побывать в Исландии, чей вклад в западноевропейскую духовность он умел ценить высоко. Но во всех остальных североевропейских странах он вел определенную деятельность. Каждой из этих стран он принес духовные дары, глубоко соответствующие сущности и задачам их населения. Дары, которые поэтому важны и для всего человечества.
Дания, чья государственная территория и чье культурное влияние первоначально простирались далеко на север, вынуждена была собрать значительную часть своих сил и преобразовать их в духовные функции. Она стала тем неизмеримо важным мостом, который связал Скандинавию с остальной частью Европы, а остальную часть Европы — со Скандинавией. Она заняла одно из лидирующих мест в современной высокоразвитой цивилизации и в то же время сохранила в недрах своей культуры силы, которые еще с мифологических времен вливаются в человечество, чистые, гениальные, детские силы. Здесь Рудольф Штайнер говорил о древнейших святых мистериях рождения, о тайнах, тесно связанных с двенадцатью святыми ночами в конце года, о тайнах Рождества. А в Копенгагене во дворце Шиммельманна он читал столь значимые лекции о «Духовном водительстве человека и человечества». В них речь шла о гениальности детских сил в первые годы жизни человека и о том, как эти силы становятся проявлением действующей в человеке сущности Христа. Насколько близки духу датчан эти мысли, становится ясно, если вспомнить о жизненном труде великого человека с детской душой — Г. Х. Андерсена, и также, если в полной мере осознать, что Северин Грундтвиг, основатель северных народных школ, искал связь между христианством и мифологической ранней эпохой человечества.
Норвегия после долгого, навязанного тяжелыми историческими обстоятельствами непробудного сна пережила в XIX столетии быстрое пробуждение. С необычайной энергией и даже со свойственным ей темпераментом она, наконец, обрела ясность сознания. Она является страной, обрученной с современным естествознанием, что характерно для эпохи души сознающей.
С другой стороны, еще в XX столетии она оказалась перед лицом проблем, которые вряд ли есть еще где — либо. Другие европейские народы переживают свой язык как нечто, воспринятое сумеречным сознанием в древние времена, которое как само собой разумеющееся передается дальше из поколения в поколение и наследуется каждым из них. Перед норвежцем стоит своеобразный вопрос: как из ориентированного на ясное критическое суждение мышления может быть выведена определенная форма языка, который ведь, по сути, должен вырастать из своего духа? Мало кто знает, что все еще нет единого норвежского языка, как, например, нет и единою польского или единою португальского языка. Общественное мнение колеблется между двумя, а то и тремя вариантами. Решения будут приняты лишь в энергичной «борьбе за язык».
И Рудольф Штайнер в своем точном пророчестве указал те пути, которые могут привести к здравым решениям в этой сфере. Это произошло, когда он в 1910 году в Осло, в доме Нобеля, выступал с тем уже неоднократно упоминавшимся циклом лекций о миссии народной души. Он говорил о душе народа и духе языка как о конкретных, но различных по своему виду духовных сущностях и характеризовал их взаимосвязь. В другой раз в лекциях, посвященных различиям в духовном облике шведов и норвежцев, он разъяснил, почему именно норвежец так тесно связан с эпохой естественнонаучного мышления. Рудольф Штайнер говорил о том, как норвежским душам суждено из еще неиссякших глубин своего существа найти связь с тайнами природы и как они могут оказаться призванными в этой столь важной для будущего области стать переводчиками для многих других душ.
В шведах душевное начало необычайно чутко, но в то же время живет своей резко обособленной жизнью. Народ этой восточной части Скандинавии на протяжении своей истории был источником импульсов, посылаемых Восточной Европе и в южном направлении — Центральной Европе. Данный факт сыграл свою существенную роль при формировании облика Европы. Для шведов это означало своеобразное принесение себя в жертву. Создается впечатление, будто с тех пор определенные силы в глубинах души перешли в состояние выжидательной готовности и хранятся там подобно драгоценному запасу; будто в этих краях в душе человека есть нечто такое, что сейчас еще дремлет, но, несомненно, в будущем будет востребовано. Этим двум едва уловимым, но одновременно столь могучим и трудно учитываемым факторам, как мне кажется, и посвящены в первую очередь два из тех циклов лекций, с которыми Рудольф Штайнер выступил в городе Норкеппинге, немного южнее Стокгольма. Это циклы «Христос и человеческая душа» и «Теософская мораль». В первом цикле с необычайной проникновенностью освещаются судьбы и кризисы души на ее пути к духовным источникам бытия. В современной литературе я не знаю ни одного примера, где бы душевное начало было представлено с такой же силой и открытостью. Человека подводят к проникновенной беседе с самим собой и через свое «я» к беседе с божеством. И все это происходит не мистическим путем, а за счет обращения к познавательной сфере современного человека. Во втором из названных циклов Штайнер так же гениально, творчески и в то же время открыто и просто обращается к его моральным силам. Не случайно в центре внимания стоит фигура Франциска Ассизского. В Швеции до недавнего времени жили и, возможно, по сей день, живут некоторые участники тех курсов. В разговорах с ними мне удалось уловить отзвук того, насколько глубоки оказались впечатления, которые они получили тогда от общения с Рудольфом Штайнером. Особенно отрадно это было слышать потому, что в большинстве своем речь шла не об ученых дамах и господах, посещавших тогда курсы, а о мужчинах и женщинах из народа, представителях ремесленного сословия или других внешне ничем не примечательных людей. Но у всех них был сильный ум, а душа полна жгучих вопросов.