Рудольф Штайнер. Каким я его видел и знал
Шрифт:
В этот момент зал озарился светом — некоторые из наших друзей пробились к выключателям и заняли там посты. Большая часть слушателей неистово аплодировала, и Рудольф Штайнер смог без каких — либо новых инцидентов продолжить свою лекцию. Однако напряжение в зале все еще не исчезало. И едва он закончил лекцию, как в самый разгар аплодисментов начались насильственные действия со стороны определенной группы людей. Но наши друзья тотчас бросились вперед, образуя перед Рудольфом Штайнером как бы живой барьер, и он смог беспрепятственно добраться до своего номера в отеле. Попытки ринуться за ним сумели предотвратить мы оба, охранявшие дверь, — пришлось собрать все наши силы, чтобы выдержать напор со стороны зала. А там разыгрывалась самая настоящая рукопашная схватка. Все это продолжалось недолго: вмешались
Мы, принадлежавшие к кругу его друзей, радовались, что нападение удалось отбить. Но одновременно чувствовали себя удрученными оттого, что вообще оказались возможными эти дикие и, я даже бы сказал, угрожающие выходки против человека, который являлся носителем чистой духовности и чистой человечности. Самообладание его нисколько не покинуло, и он оживленно беседовал с нами на самые различные темы. Я припоминаю, что помимо прочего разговор касался горного монастыря на полуострове Афон в Греции. О нападении он не обмолвился ни одним словом.
На следующее утро, совсем рано, мы вместе с Рудольфом Штайнером отправились в Аугсбург. На перрон в Мюнхене пришли несколько верных друзей, пожелавших его проводить. В Аугсбурге, после непродолжительного отдыха, Рудольф Штайнер сел на скорый поезд, который должен был доставить его в Мангейм. Там вечером предстояло ему читать следующую лекцию из той же серии. Большинство из нас, переживших описанный драматический вечер, поехали вместе с ним на поезде до Штутгарта. Там, после того, как мы попрощались с Рудольфом Штайнером, он долго еще смотрел в нашу сторону из окна своего купе. Выражение его лица поразило меня. В нем было много такого, чего нельзя описать словами и о чем он явно избегал говорить вслух: никогда не забывайте этих минут — они предвещают куда большие коренные изменения и последствия их окажутся куда тяжелее, чем вы сегодня можете себе представить!
Прошло больше десяти лет, прежде чем я понял, что же тогда произошло. В тот вечер на нас — пока только как бы через щелочку — взирала рожа дьявола, который вскоре вознамерится погрузить Центральную Европу в непроглядную тьму и навлечь на нее невыразимые бедствия.
С тех событий прошло несколько месяцев. Рудольф Штайнер без новых помех занимался своей обширной деятельностью, пребывая в основном в Дорнахе. Вместе с тем он снова посетил Вальдорфскую школу и провел конференцию с учителями. Осенью 1922 года он прочитал так называемый «Педагогический курс для молодежи», предназначенный преимущественно примкнувшим к нему молодым людям.
В конце того же года, сразу после Рождества, были объявлены следующие лекции Рудольфа Штайнера в Дорнахе, на которых намеревался присутствовать и я. Но определенные обязательства задержали меня, и я смог отправиться в Дорнах и Базель лишь в ночь под Новый год. В этот раз, как никогда, я радовался тому, что вновь увижу Гётеанум. Образ этого ни с чем несравнимого здания завладел мною настолько сильно, что я во время ожидания на какой — то промежуточной станции даже написал письмо, в котором детально остановился на архитектурных формах Гётеанума. Одновременно мои размышления были как бы эстафетой, переходившей от старого года к новому, который должен был начаться всего через несколько минут.
В Базель я прибыл очень ранним утром. При таможенном осмотре один из служащих меня спросил, не в Дорнах ли я направляюсь. Когда я подтвердил это, он сказал: «Тут произошло нечто серьезное — сегодня ночью Гётеанум сгорел дотла». Эти слова были для меня подобны удару дубинкой. Поначалу я никак не мог до конца воспринять их.
От Базеля на электричке можно доехать до Дорнаха примерно за полчаса. В поезде пассажиры только и говорили о Гётеануме. Но, несмотря на горькую печаль, охватившую меня, во мне все же теплилось отрадное чувство — все люди вокруг говорили о происшедшей катастрофе как об ударе судьбы, настигшем их всех. С большим уважением и даже с сочувствием они упоминали имя Рудольфа Штайнера.
Когда я прибыл в Дорнах, было все еще
Медленно бредя вдоль пожарища, я встретил Рудольфа Штайнера. Разве можно найти какие — нибудь слова при виде такой утраты? Я поприветствовал его почтительно, и он в душевном порыве взял меня за руку. «Десять лет работы…» — вот единственное, что он произнес. Но каждое слово отозвалось в моем сердце. В его лице, в его глазах после этой ночи ужаса и скорби можно было прочитать и нечто совершенно другое. Беда не ограничивается только уничтожением десяти лет труда, пожар был еще и предвестником грядущих событий, предостережением времени.
Первого января 1923 года Рудольфом Штайнером давно была запланирована очередная лекция курса. Собравшиеся в Дорнахе друзья и те, кто интересовался этими лекциями, посчитали вполне естественным, что после всех этих событий, потребовавших неслыханного напряжения сил, Рудольф Штайнер отменит лекцию. Для нас стало неожиданностью известие о том, что он и слышать не хочет ни о какой отмене: мероприятие состоится точно в указанное время.
Уже задолго до начала лекции помещение одной из пристроек, так называемой столярной мастерской, которую пощадил огонь, было забито до отказа. Сотни людей застыли в молчании. Когда Рудольф Штайнер вошел, все встали. Люди, мне кажется, в этот момент были подобны одному большому сердцу, переполненному сочувствием учителю, на которого судьба обрушила жестокое испытание. Характерными шагами, как бы продвигаясь на ощупь, величественно неся голову и держа прямо весь корпус, Рудольф Штайнер прошел к сцене и поднялся на нее. Он начал словами: «Что я должен сказать о нашем Гётеануме? С любовью мы строили его, с любовью в нем работали, наша любовь не покидала его, когда мы видели его смерть. А теперь продолжим нашу работу». И, как будто не произошло ничего особенного, он, полностью владея собой, принялся ясным и спокойным голосом развивать перед нами непростые идеи о познании природы.
Всего три фразы об ударе судьбы, способном уничтожить любого другого человека. Совсем тихо и необычайно проникновенно сказал я себе тогда, что наше время тоже имеет своих героев и что боги непременно окажутся рядом с тем человеком, который находит в себе силы своим горем заплатить им дань.
Рудольф Штайнер в Европе
Первый Гётеанум, о котором речь шла в предыдущей главе, был построен в основном в годы Первой мировой войны. В то время, которое Рудольф Штайнер часто называл судьбоносным, в Дорнахе можно было наблюдать довольно любопытный феномен. За стенами Гётеанума различные народы воинственно противостояли друг другу, ведя между собой все более ожесточенную борьбу. И именно тогда же представители почти всех этих наций мирно бок о бок работали на строительстве Гётеанума. Но самое примечательное, что они здесь не просто терпимо относились друг к другу — между ними происходил живой дружеский обмен идеями и личным опытом. Они были в приподнятом расположении духа и чувствовали себя объединенными одной великой общечеловеческой целью. Еще удивительнее, что участвующие во всем этом люди были яркими индивидуальностями, в большинстве своем художественными натурами, личностями, которые не так — то легко поддаются общему настроению, а очень ревностно относятся к своей свободе. К тому же многие из них всем ходом собственного развития, постепенным проявлением собственных творческих сил и всей своей жизнью были особенно близко связаны с национальной культурой своих стран.