Рукопись Бэрсара. Сборник
Шрифт:
– Беда у нас, Ирсал. Взяли нашего связного, и он многих выдал.
– То ваша беда, не наша.
– Как сказать. Вот ты на гостью мою косишься, а она пришла меня стеречь.
– А мне… – начал и осёкся: – И нашла тебя?
– Как видишь. Много ваших обо мне знают?
– Так возьми да спроси, кто надоумил! А то, гляди, сам возьмусь!
– Не спеши, Ирсал! Сперва подумай: стоит ли меня врагом иметь?
Он не то, что побледнел – позеленел от страха и всё-таки пробормотал, что нечего, мол, его пугать, не таких видел.
– Врёшь! Таких, как я, ты не видел. Негде
Он провёл по лицу ладонью, хрипло выругался и устало сказал:
– Чего взбеленился? Не трону я её, раз не велишь. У нас поищу. Не найдут тебя.
– А я что, за себя боюсь? Не так все просто.
Он усмехнулся.
– А чего тут хитрого? Ты Хозяину служишь, а у нас своя забота.
– А тебе чем тебе Охотник не подходит?
Он невольно оглянулся, услыхав запретное имя, но ответил бесстрашно и сурово:
– Сам из богатых и для богатых старается. У него все хозяева друзья-приятели. И так чёрному люду нет житья, а он ещё пуще зажмёт.
– Резонно. Тогда такой вопрос: ты понимаешь, что делается в Квайре?
Он недоуменно пожал плечами.
– Да, сейчас за власть дерутся двое: Охотник и кор Тисулар. Что будет, если победит Охотник, тебе ясно. А если победит Тисулар?
Опять он пожал плечами.
– Кор Тисулар – кеватский ставленник, кукла в руках Тибайена. Сам он, может, не верит, что будет царствовать… знаешь, мало надежды. Тибайен слишком стар, чтобы что-то откладывать – он ведь уже двадцать лет точит зубы на Квайр. Считай: как победит Тисулар, Квайру конец.
– А мы, почитай, и так под Кеватом живём. Хуже не будет!
– Да? А ты знаешь, как живут те ремесленники, что ушли в Кеват? Так вот, их по кеватским вельможам расписали, рабы они теперь.
– А ты не врёшь?
– Нет. Кое-кто сумел убежать. Бессемейные.
– А, чтоб тебе!
– Смотри, Ирсал. Я сам с Охотником не во всем согласен, но он – единственный, кто может спасти Квайр. Пока страна в опасности, я с ним. Потом… посмотрим.
– А и хитёр! Так подвёл, ровно и впрямь на Хозяине свет клином сошёлся! Ну, чего там у тебя?
– Взяли связного. Знал он, сколько ему положено, но, видно, ещё кто-то заговорил.
– Народец!
– Лихо судишь. Сам-то пытки пробовал?
– Ты, что ли, отведал?
– Досыта.
Он поглядел не без почтения и покачал головой.
– Суди – не суди, дела не сладишь.
– Ирсал, – спросил я тихо, – скажи честно: вам можно верить? Я тебе верю. Но мы можем верить вам?
Он не обиделся. Потёр свой длинный нос и сказал задумчиво:
– Дельный вопрос, коль по вашим судить. Я тебе так скажу: у нас молчат. Ежели кто попался, нет ему расчёту говорить. От петли и так не уйдёшь, значит, на себя все бери. Выдержишь – мы семью не оставим. Нет – клятвы у нас страшные.
– А семью-то за что?
– А мы к себе силком не тянем и втёмную никого не берём. Всякий знает, на что идёт.
Я подумал о Суил и старухе, и озноб протёк по спине.
– Ладно, слушай. Есть писец в канцелярии Судейского приказа, Тас его зовут. С нами он не связан –
– Все?
– Все.
– Ну, так я пошёл, покуда тётки не воротилась, – усмехнулся, покрутил головой. – Ну, дела! А мёртвых ты, часом, не воскрешаешь?
– А что, надо?
Он покосился с опаской, хмыкнул и ушёл.
Ночь была неуютная, а день – непомерно длинным; я спасался только работой. Добил последние ружья, пристрелял их в сарайчике, подправил инструменты… Все. Работа кончилась, осталось ждать.
– Ты чего, Тилар? – спросила Суил. – Иль неладно что?
– Ещё не знаю.
– Так почто ты с ними связался?
– С кем?
– С братцами-то Тиговыми!
– А я с ними не связывался. Меня им Огил подкинул. Отдал на хранение до весны, а вот объяснить что-нибудь забыл.
– Полно, Тилар! – сказала Суил и даже немножечко побледнела. – Быть того… и ты, впрямь, не ведаешь?
– Ничего.
Теперь она покраснела. Красные пятна выступали на скулах, глаза заблестели, губы сердито сжались.
– Я-то не путаю, да не больно много мне ведомо. Братство Тигово – оно, ой, какое страшное! Сказывают про них, что еретики, что обряды у них тайные, что будто людей они ловят, да дьявола их кровью поят. А что не одна болтовня – так мастерские иной раз жгут, дат приспешников хозяйских режут. А уж как скажут: «Во имя святого Тига» – так лучше не супротивничать, потому им ни своя, ни чужая жизнь не дорога.
– И это все?
– А тебе мало?
– Мало, птичка, – грустно ответил я. – Очень-очень мало.
Ирсал пришёл перед рассветом, я чуть не проспал условленный стук.
– На, – сказал он сунул мне в руку тёплую половинку монеты.
– Не ответил?
Он вздохнул, как заморённый конь, и сказал:
– Пошли потолкуем, – и я побрёл за ним, одевая сатар в рукава и хрустя оглушительным снегом. Забрались в какой-то сарайчик, Ирсал заложил дверь и зажёг лучину.
– Садись!
Я послушно присел на полено, а он так и торчал передо мною, как нескладная грозная тень.
– Видели Таса?
Он кивнул.
– Ну?!
– Как помянули про приятеля да Ружейный конец, сразу задёргался. А молвил так: «Дом сгорел, а погода в руке божьей». Грех, мол, про то говорить. Ну и был таков.
Видимо, я всё-таки переменился в лице, потому что он взялся пятернёй за щеки.
– Ну? Какая ещё пакость?
Я покачал головой. Ох, как паршиво! Попробуй не объясни – теперь докопаются сами. И злость на себя: допрыгался, идиот? И страх – но почти только за Суил: что с нею будет, если эти примутся за меня? И остаётся одно: выпутываться любой ценой. Черт с ней, с ценой…