Рукопись Бэрсара. Сборник
Шрифт:
– А если вам предложат мир?
– Кто?
– Мы.
– Вон оно что! Выходит, не зря про весну обмолвился?
– Не зря.
– Бунт? – с отвращением спросил Тубар. – Не думал, что Калат до такого дойдёт!
– Значит, лучше пусть один дурак губит две страны?
– Тише ты, черт! Чтоб я таких слов про ставленника господня не слыхал!
– Ставленник господень? – процедил я сквозь зубы. – Первым в славной династии Киохов был разбойник, глава шайки, которая орудовала на Большом торговом пути. Совет купеческих старшин нанял его для охраны дороги от других мерзавцев, и он в этом так преуспел,
– Ну и намолотил же! Слушать тошно!
– А глядеть, что делают с Квайром, не тошно? Десять лет Огил не думал о бунте – чего он достиг? Ремесла хиреют, торговля в упадке, народ обнищал. А теперь и война… Хватит! Надо спасать страну! Двести лет Квайр неплохо обходился без локихов, может, попробовать, как выйдет теперь?
– Да тише ты, сумасшедший, чего разорался! Ну и кипяток! Грех так говорить, парень. От бога власть, нельзя стране без владыки. Где нет господина – там разброд. Мигом все ваши калары передерутся!
– Что толку строить крыльцо раньше дома? – сказал я, остывая. – Это только мои мысли, биил Тубар, а как будет, не мне решать.
– И слава богу! Эк, напорол – слушать боязно! Ладно, ты не говорил – я не слыхал. Люблю храбрецов, давняя моя беда. Что все владыки из одного теста, а тесто то черт месил, я и сам знаю. Но без господина нельзя! Помни моё слово: с купчишками Господин Лагара говорить не станет. А что до другого прочего… Вояк ваших бил и бить буду, ежели не будет честный мир предложен, Лагар на него согласится.
– А Кеват?
Тубар подмигнул мне.
– Ежели время не упустите, так кеватского посланника к весне в Лагаре не будет.
– Не упустим. Храни вас бог, благородный тавел!
Так и не научился ориентироваться в лесу. Только к вечеру понял, что мы едем не в нашу избушку, а на хутор, где была основная база Баруфа. Легендарное место: как поведал Эргис, здесь когда-то жила злая колдунья, сгубившая уйму народу. Десять лет никто не смел подходит к дому, пока Баруф не набрёл на него. Говорили, что призрак колдуньи все ещё бродит вокруг и губит всякого, кто окажется слишком близко. Баруф почему-то не испугался. Он провёл в доме три ночи и расколдовал его, чем снискал почтенье крестьян целого края. Но дурная слава осталась – и это было неплохо.
Хутор встретил нас запахом дыма и дразнящим запахом мяса. Невидимые часовые птичьим криком известили о нашем приезде, и Баруф вышел нас встречать.
Что-то он был не в своей тарелке: к ужину не притронулся – сидел, зябко кутаясь в меховую одежду, а потом сразу увёл меня к себе в боковушку.
– Как съездили?
– Ничего, – ответил я равнодушно. – Замёрз, как собака.
– А тавел?
– Чудный дед.
Обычная наша игра: я должен его подразнить. Потребность в компенсации? Желание хоть как-то уравняться? Не знаю. Знаю только, что Баруфу эти стычки бывают иногда нужнее, чем мне. Но не теперь. Он лишь кивнул устало и тяжело уселся на постель. Вот тут-то только я заметил, что у него горит лицо и губы запеклись.
– Ты что, болен?
– Есть немного. Ничего, Тилам. Я уже принял риаг. Рассказывай.
– Черта с два! Ложись, а то рта не раскрою!
Он поглядел, увидел, что я не шучу, и забрался под одеяло.
– Может, отложим?
Баруф покачал головой, и я стал рассказывать уже не ломаясь. Я говорил, а он слушал, не отводя глаз и почти не мигая, и когда я закончил, он долго молчал, все глядел и глядел, словно чего-то ещё ожидал от меня.
– Ты что, недоволен?
– Почему? Это больше, чем я ожидал. Старику понравилось твоё нахальство.
Я решил смолчать. Поскорее разделся и юркнул под одеяло. Прошлую ночь я почти не спал: опять меня навестил старинный кошмар – взрыв установки Балса в Кига – проснулся в холодном поту и промаялся до утра. Думал, что сразу засну, но почему-то не спалось – может быть, меня просто тревожило больное дыхание Баруфа? Очень хотелось спросить, как он и что с ним такое – только ведь он не ответит. Глянет – и промолчит. Это он оч-чень умеет. И я спросил о другом:
– Баруф, а тебе не хочется хоть что-то о себе рассказать? Я ведь о тебе ничего не знаю.
– Тебя это задевает?
– Да. Нас здесь только двое. Если уж верить…
– Я верю, Тилам. Просто есть воспоминания… лучше бы их не трогать. Я родился в Аразе. В трущобах. Мне было одиннадцать лет, когда дядя меня забрал. – Он замолчал, долго молчал, а потом сказал глухо: – Нет. Не могу. Прости, Тилам. Когда дядя взял меня к себе… я сначала прятался на ночь… не верил, что добро можно делать просто так. А потом… Нет, до самого Сэдгара ничего интересного.
– А твои родители?
– Не знаю. Никогда не пытался о них узнать. Все равно не смог бы помочь. – Он опять молчал, и у него хрипело в груди. – Я устал, Тилам. Давай спать.
Я усмехнулся в темноте: заснёшь ты теперь!
И он заговорил:
– Наверное, ты не поймёшь. Араз – это как клеймо на душе. Кем бы я ни стал… оно во мне сидит. И когда я дерусь за будущее – это должно быть будущее без Араза. Понимаешь? Будущее, в котором не может быть меня.
– А меня?
– Тебя это тревожит?
– Ещё как! Представь: началась заварушка, в ней прикончили одного из Бэрсаров. Я ведь даже не знаю, который из местных Бэрсаров приходится мне предком. Результат: известный тебе Тилам Бэрсар не появится на свет, не наделает глупостей и не изобретёт машину времени. Как тебе такой вариант?
– Никак. Я уверен, что исторические процессы, если они уже начались, необратимы. Здесь мы с тобой принадлежим только Квайру.
– А я вот не уверен. Ладно, проверим «парадокс дедушки».
– Что?
– А, старая шутка. Суть в том, что некто отправляется в прошлое и убивает своего дедушку накануне свадьбы.
– А потом?
– Проверю на своей шкуре.
– Мне нравится твой оптимизм.
– Знаешь, Баруф, я очень пугаюсь, когда ты начинаешь меня хвалить. Что у тебя на уме?