Русь. Строительство империи 5
Шрифт:
Нужно было что-то предпринять. Промедление грозило гибелью — и моей, и тех немногих, кто еще держался на ногах. Но как прорваться сквозь плотную стену вражеских копий и мечей? В лоб — верная смерть. Обходить — слишком долго, да и сил на это уже почти не оставалось.
И тут взгляд мой упал на Добрыню. Мой верный воевода, богатырь, подобный ожившему из былин богатырю, стоял в самом центре схватки, как несокрушимая скала, о которую разбивались волны вражеского натиска. Его меч, сверкая в отблесках пламени, описывал смертоносные дуги, валя врагов направо и налево. Вокруг него лежали тела поверженных
Идея пришла внезапно. Безумная и отчаянная, но единственно возможная.
— Добрыня! — крикнул я, напрягая голос, чтобы перекрыть шум битвы: лязг стали, крики раненых, треск горящей ладьи. — Добрыня! Подкинь меня! Ко Льву!
Мой голос прозвучал неожиданно громко, заставив на мгновение замереть ближайших ко мне бойцов. Добрыня, услышав мой приказ, на мгновение прекратил рубить. Он сделал короткий, но мощный шаг назад, на секунду, укрывшись за широким, изрубленным щитом от града ударов, и резко обернулся, его лицо, покрытое потом и кровью, исказилось гримасой. Темные, обычно спокойные глаза, сверкнули, в них мелькнуло секундное, почти неуловимое удивление. План показался ему полным безумием. Но лишь на мгновение. В следующую секунду в его взгляде отразилось понимание.
— Держись, княже! — проревел он в ответ. — Сейчас!
Оставив на время наседавших на него врагов — те, воспользовавшись передышкой, не спешили атаковать, опасаясь могучего воеводы, — Добрыня, пригнулся.
Я же, не теряя времени, сделал несколько шагов назад, давая Добрыне пространство для маневра, и приготовился к прыжку. Сердце бешено колотилось в груди, адреналин разливался по венам, обостряя чувства.
Добрыня был огромен, даже сейчас, согнувшись и тяжело дыша, он казался выше меня на голову. Его широкие плечи, закованные в изрубленную кольчугу, вздымались и опускались, как кузнечные мехи.
— Готов, князь? — прохрипел он.
Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Все мое существо было сосредоточено на предстоящем прыжке.
Я сделал несколько шагов назад, разгоняясь будто перед прыжком через костер на Купальскую ночь. Добрыня, в свою очередь, еще больше присел, скрестив на груди свои могучие руки, ладони его были раскрыты, образуя своеобразное стремя.
Разбег, еще шаг! Я оттолкнулся от земли, вкладывая в прыжок всю оставшуюся силу, и вложил ногу, обутую в тяжелый, стоптанный сапог, в сложенные ладони Добрыни, как в настоящее стремя.
Добрыня, напрягая все мышцы своего могучего тела, резко выпрямился, используя силу своих ног и спины, чтобы подбросить меня вверх. Мощный толчок, словно удар молота, подбросил меня в воздух. На мгновение я ощутил невесомость, как птица, взмывающая в небо.
Внизу, под ногами, промелькнули удивленные лица наемников. Они явно не ожидали такого маневра, их глаза расширились, рты приоткрылись в безмолвном крике. Кто-то инстинктивно вскинул копье, но было поздно.
Я перелетел через головы опешивших врагов. На краткий, неуловимый миг, находясь в высшей точке своего полета, я увидел всю картину боя сверху, словно с высоты птичьего полета. Внизу, на узкой полоске берега, кипела кровавая битва. Редеющий, истекающий кровью строй моей дружины, теснимый к самой воде, отчаянно
Он стоял, окруженный своей личной охраной, и до этого момента спокойно наблюдал за происходящим, его тонкие губы были изогнуты в презрительной, торжествующей усмешке. Он был уверен в своей победе, уверен в том, что еще немного — и Русь падет к его ногам.
Но, заметив мой безумный маневр, Лев перестал улыбаться. Впервые за весь этот долгий, кровавый день на его лице отразился настоящий, животный страх. Его глаза расширились, в них мелькнул ужас.
Ну наконец-то. Хоть что-то смогло пробить броню его самодовольства и наглости.
Приземлившись за спинами наемников, я тут же развернулся, встречая ближайшего врага. Тот, не ожидая нападения с тыла, замер на мгновение, и этого хватило. Топор, описав дугу, обрушился на его незащищенный шлемом затылок. Хрустнула кость, наемник рухнул, не издав ни звука.
Теперь передо мной был Лев. Он отступил на шаг, выставив перед собой короткий меч — явно не привычное для него оружие.
— Ты безумец, князь! — прошипел он, его голос дрожал. — Думаешь, одолеешь меня?
— Я пришел за твоей головой, Скилица! — прорычал я, делая шаг вперед.
Лев попытался уколоть, но я легко отбил его выпад топором. Он отшатнулся, и я воспользовался этим. Мощный удар сверху — Лев едва успел подставить меч, но лезвие топора, скользнув по стали, все же достало его плечо. Раздался крик, пурпурный плащ окрасился кровью.
Лев, прижимая раненую руку, отступил еще. Он был напуган, но все еще опасен. Я же, ощущая прилив сил, теснил его к краю берега. Еще один удар — Лев, потеряв равновесие, оступился и едва не упал в воду.
— Твоя игра окончена! — прохрипел я, занося топор для последнего, решающего удара.
В этот момент я видел только его искаженное страхом лицо, только его расширенные от ужаса глаза. Еще мгновение — и справедливость восторжествует.
Но в этот самый миг, когда победа была так близка, когда оставалось лишь опустить топор, перед моим взором, словно из-под земли, выросла могучая фигура Добрыни.
Откуда он взялся? Как успел? Ведь только что он был там, у кромки воды, сдерживая натиск врагов. Оказалось, что, использовав меня как метательный снаряд, Добрыня не стал ждать, пока я разберусь со Львом. Он, предвидя, что мне потребуется помощь, совершил нечто невероятное.
Схватив два больших, круглых щита, он, разогнавшись, с диким ревом, подобным реву разъяренного медведя, влетел в самую гущу вражеского строя, как живой таран. Его огромная масса, помноженная на скорость и силу, произвела эффект разорвавшейся бомбы.
Наемники, стоявшие плотной стеной, не ожидавшие такого натиска, были буквально сметены с ног. Их строй, и без того нарушенный моим внезапным появлением, был разорван надвое. Одни, сбитые с ног, беспомощно барахтались на земле, пытаясь подняться. Другие, отброшенные в стороны, с хрустом ломаемых костей врезались в своих же товарищей. Копья и мечи выпали из ослабевших рук. Раздались крики боли и ужаса.