Русь. Строительство империи 5

Гросов Виктор

Византия тоже не спит. Лев Скилица уже показал зубы. Они знают про Оттона, знают про его планы. Византия сильна, но уязвима. Греки хотят нас подмять, заставить поклониться их императору, чтобы прикрыть свои границы. Они давят на Новгород, подкупают купцов, шлют своих «носителей» — таких, как те, что вышли из леса. Византия боится, что я объединю Русь и ударю по ним, как Святослав. И они правы — я это сделаю, но не ради Оттона и не по их указке.

Галич в этом всем — как кость в горле у всех сразу. Для Оттона — путь к войне и торговле. Для Мешко — щит и влияние. Для Византии — угроза, которую надо задавить. А для меня?

Галич —

это Русь. Это моя земля. Такшонь отдает его мне и я не дам его забрать. Но держать его будет непросто. Если Оттон и Мешко сговорятся, а Византия ударит с юга, Галич станет полем боя. А за ним — вся Русь.

Вежа дала мне титул «Собиратель земель русских». Может это намек?

Я вижу, как велик этот мир и как много игроков тянут к нему руки. Священная Римская империя хочет войны и власти, Византия — контроля и выживания, Польша — роста и защиты. А Русь разодрана — Новгород, Киев, Галич, восточные князья, древляне, печенеги. Все дерутся за свое.

Огонь в очаге за спиной потрескивал, но мысли мои были далеко — не о Галиче, не о войне, что маячила на горизонте, а о Веже и тех, кто, как и я, носит эту систему в голове. Такшонь спал, его тяжелое дыхание смешивалось с треском поленьев, а я перебирал в уме все, что знал о «носителях». Их становилось слишком много, и это не могло быть случайностью.

Когда я очнулся в 968 году у Березовки, «Вежа» уже была со мной. Сначала я думал, что это только моя ноша, мой дар или проклятье. Но потом появились другие. Святослав и Огнеяр — первые, кого я встретил с «Вежей». Они говорили с ней, как я, использовали ее, чтобы побеждать. Потом Илья Муромец — богатырь, чья сила явно выходила за пределы простого человека. А недавно — эти «носители» из леса, что вышли против меня у ладьи Святослава. И Лев Скилица, византиец. Он тоже носитель. Слишком много их. Это «ж-ж-ж» неспроста.

«Вежа» не могла быть здесь всегда. Если бы она жила в этом мире веками, я бы слышал о ней раньше — в песнях, в сказаниях, в слухах. Но ничего такого не было. Ни слова о странной системе, которая дает знания, силу и очки влияния. Значит, она пришла недавно. Святослав, Огнеяр, Илья, Ратибор — они могли стать носителями незадолго до меня. Это объясняет, почему система кажется такой новой, такой чужой для этого мира.

Но вот что меня тревожило: носители не просто появляются. Они служат чему-то. Или кому-то. Взять того же Скилицу. Он — посланник Византии, действует по приказу императора. Его «Вежа» помогает ему давить на меня, угрожать, плести интриги. Он подчиняется своему господину. А если носитель служит кому-то, то что, если этот «кто-то» тоже носитель? Византийский император — Базилевс, как там его зовут, — может, и он с «Вежей»? Система ведь дает власть, а кто сильнее императора греков? Скилица — его рука, но мозг, что направляет эту руку, вполне может быть таким же, как я.

Я шагнул к очагу, сжал кулаки. А Оттон? Император Священной Римской империи, хитрый, дальновидный, с планами на Галич, Византию и Италию. Такшонь говорил, что он вел переговоры с Ольгой и Святославом, тянул Русь в свою игру. Что, если Оттон тоже носитель? «Вежа» могла дать ему умение видеть дальше других, плести союзы, держать Польшу и Мешко на коротком поводке. Его жажда власти, его замыслы — все это слишком точно, слишком выверено. Без системы такое сложно провернуть, особенно когда ты сидишь за горами, в германских землях, и тянешься к Дунаю через чужие леса.

Я остановился, глядя в огонь. Если Оттон

носитель, то это меняет все. Тогда каждый крупный правитель — потенциальный враг с «Вежей» в голове. Мешко, князь польский, — а что, если и он? Польша близко, он с Оттоном в союзе, и Галич ему нужен не меньше, чем императору. Хакон, что бросал мне вызов, Игорь, что убил меня в Переяславце, Сфендослав, что заманил меня в ловушку в Новгороде, — все они носители. Хотя нет, Хакон не был носителем системы, система не предупреждала о наличии носителя рядом, когда я видел Хакона. А вдруг Вежа не одна? Вдруг их много, и каждая служит своему хозяину, сталкивая нас лбами?

Я вызвал Вежу в уме. Рыжая девица возникла перед глазами, скрестив руки.

— Слушаю тебя, княже, — промурлыкала система.

— Сколько вас? — спросил я прямо. — Сколько носителей? И кто их выбирает?

Она прищурилась, будто раздумывая, говорить или нет.

— Много вопросов. А ответов мало. Носителей хватает, но точное число тебе знать не следует. Выбираю не я — я лишь часть системы. Кто наверху, тот и решает. Может, случай, может, судьба. А может, кто-то вас сюда закинул, как тебя. Думай сам.

— А Оттон? Византийский император? Они носители?

— Хочешь знать про больших шишек? — она хмыкнула. — Могу только сказать: система любит власть. Где власть, там и мы. Но доказать не проси — сама не знаю. Ищи их, если любопытно.

Она исчезла, оставив меня. Любит власть. Это многое объясняет. Вежа цепляется к тем, кто может держать мир в кулаке — князьям, императорам, воинам. Святослав, Оттон, Базилевс, может, даже Мешко. Но если все они носители, то почему мы деремся друг с другом? Система нас сталкивает? Или кто-то сверху играет нами, как фигурками на доске?

В чем цель всего этого? Или это какая-то «королевская битва»? Ведь за убийство носителя Вежа дала мне 10 000 очков влияния. Да я за захват Новгорода меньше получил. Вот оно! Нужно завалить всех носителей? Нет, слишком банально, это мысля на поверхности. Тут явно что-то сложнее.

Я вернулся к окну, уперся руками в подоконник. Ночь снаружи была тихой, но в голове моей бушевала буря. Носители — это не просто люди с системой. Это игроки, каждый со своими целями. Скилица служит Византии, но его «Вежа» может быть связана с императором. Оттон, если он носитель, тянет Русь и Польшу в свою войну. А я? Я хочу объединить Русь, но что, если система этого не хочет? Что, если моя миссия — лишь часть чьего-то плана?

Если это так, то кое-кто просчитался. Я стал Великим князем. Пешка стала ферзем.

Глава 11

Я сидел в тереме, в горнице, где стены еще пахли свежей смолой, а половицы поскрипывали под шагами. Передо мной лежала карта. Я рассматривал ее через интерфейс. Пальцы мои скользили по столу, выхватывая названия: Новгород тут, Киев дальше, Галич на западе, а где-то там, за реками да лесами, Переяславец. Я прикидывал в уме, где враги, а где свои. Врагов, ясное дело, больше. На западе — Священная Римская империя, Оттон с загребущими руками. На юге, за морем и вплотную с Переяславцем — Византия, а с ней Лев Скилица, который уже показал зубы у ладьи Святослава. И ближе всех — Куря со Сфендославом, сбежавшие на восток, в Ростов.