Русь. Строительство империи 5

Гросов Виктор

И вот, словно вихрь, пронесшийся сквозь вражеские ряды, Добрыня оказался рядом со мной, тяжело дыша, но не прекращая сражаться. В его глазах горел яростный огонь, лицо было покрыто потом и кровью, но на губах играла едва заметная улыбка.

Еще один безумец!

Этот его неожиданный маневр, на мгновение переломил ход боя, дав мне шанс нанести решающий удар.

В этот самый момент, когда я уже занес топор над головой Льва, готовый обрушить его на врага, из леса, с диким воплем, вырвались новые бойцы. Носители. Добежали таки. Их было много, слишком много. Они, не разбирая,

где свои, а где чужие, бросились в гущу схватки, круша все на своем пути.

Один из них, огромный детина, настоящий великан, обросший спутанными волосами, с безумными глазами, замахнулся на меня своей секирой.

Я едва успел среагировать. Инстинкт самосохранения, обостренный «Берсеркером», сработал молниеносно. Я ушел в сторону, пригнувшись, и проскользнул под смертоносным лезвием. Острие секиры просвистело в считанных сантиметрах от моей головы, оставляя за собой свистящий след в воздухе.

Но увернуться от одного удара — не значит избежать боя. Носитель, взревев от ярости, замахнулся снова. Пришлось отступить, перекатившись по земле, грязной и пропитанной кровью, чтобы избежать нового удара. Я вскочил на ноги, готовый к бою.

А вот Льва Скилицы уже не было.

Пока я отбивался от Носителя, пока уворачивался от его смертоносных ударов, хитрый византиец, воспользовавшись всеобщей суматохой юркнул в общую свалку, смешался с толпой сражающихся и исчез из виду. Он сбежал, бросив своих наемников на произвол судьбы, спасая свою никчемную жизнь.

Гнев, ярость, разочарование — все эти чувства смешались во мне. Я упустил его.

Бой вспыхнул с новой силой, превратившись в кровавую, неразборчивую кашу. Свои, чужие — все смешалось в едином вихре ярости и отчаяния. Дружинники, и без того измотанные, теперь оказались зажаты между наемниками и обезумевшими Носителями, будто между молотом и наковальней.

Послышался гул. Со стороны Новгорода неслась моя армия. Дождались.

Наемники бросились в лес. Сил преследовать не осталось.

Передо мной появилась рыжая девушка. Вежа улыбалась, ее зеленые глаза блестели, а огненные волосы плясали в такт бушующему пламени. Ее голос перекрыл шум битвы:

— За эпичный бой — награда. Умение «Берсеркер», 2-й ранг. Сила и выносливость растут в гневе.

Мышцы налились свинцовой тяжестью, но при этом стали невероятно легкими, словно пух. Дыхание выровнялось, усталость исчезла, сменившись неистовым желанием рвать и метать.

— За убийство Носителя — 10 000 очков влияния, — добавила она сладко, почти услужливо.

Я сжал единственный оставшийся топор. Он казался невесомым продолжением руки. Жар, разлившийся по телу, гудел, как огонь в чреве горящей ладьи.

Вытерев кровь с лица, размазав темную влагу по коже, я поднял взгляд на своих уцелевших дружинников. Дружинники, те, кто еще держался на ногах, сомкнули щиты, готовые к бою.

Рыжая шагнула ближе, мерцание интерфейса вокруг нее усилилось. Ее улыбка стала шире, а голос — мягче, почти ласковым:

— Ты меняешь историю, князь. Твой великий путь начался.

Глава 9

После

боя было тяжело. Я сел там же где и стоял. Вокруг суетились люди, оказывали первую помощь раненным.

Я сидел у кромки озера, уставившись на черный остов ладьи. Вода тихо плескалась о берег, отражая красные отблески догорающего дерева. Кубок-череп Святослава ушел в огне и теперь от него осталась лишь память да горький запах дыма. Ноги мои утопали в сырой траве. Бой закончился, а тишина давила сильнее, чем крики врагов.

Слева послышался шорох. Рядом опустился Добрыня, его массивная фигура продавила рыхлую землю. Широкий меч он положил поперек колен. Он бережно сжимал рукоять. Его лицо, покрытое кровью, оставалось спокойным, но глаза выдавали усталость. Справа сел Ратибор, руки легли на колени, кинжал торчал из-за пояса. Он не успел оклематься еще от прошлого ранения, а уже снова участвует в новом. Он бережно собрал свои метательные ножи и спрятал их в кафтане. Он молчал, глядя на воду.

Мы трое сидели у озера, и никто не торопился говорить. Впереди чернела ладья, за спиной лежали тела, а в лесу затаились враги. Время текло медленно.

Шаги за спиной заставили обернуться. Веслава выскочила из темноты, ведя за собой дружину. Люди шли молча, они сразу принялись помогать раненным. Девушка остановилась в нескольких шагах, ее волосы выбились из-под капюшона.

— Византийцы ушли в лес, — сказала она тихо. — Следы еще свежие.

Я кивнул, не вставая.

— Отправь лазутчиков. Не упусти. В бой не вступать, только контроль за местоположением врага.

Она коротко кивнула, не тратя слов. Развернулась, махнула рукой части дружины, где затесались ее лазутчики и они растворились в лесу. Я знал, что Веслава справится. Ловкая, быстрая, она найдет врага там, где другие сломают ноги. Я доверял ей, как доверял Добрыне и Ратибору.

С берега донеслись голоса. Лекари подошли к Такшоню, лежавшему в траве. Его крепкое тело дрожало, кровь текла из-под ребер, где торчал кинжал. Один из них, седой старик с узловатыми руками, склонился над ним, другой принес тряпки и котелок с водой. Они подняли венгра, осторожно уложили находившуюся неподалеку повозку и повели в город. Надеюсь не растрясут беднягу. Я смотрел, как его фигура исчезает в темноте. Он выживет. Такшонь крепкий мужик, как дуб, и смерть его не возьмет.

Ратибор шевельнулся, провел рукой по лицу, стирая грязь.

— Духи довольны, княже, — сказал он тихо. — Наградили за этот бой изрядно.

Я хмыкнул, глядя на воду. Духи ли, система ли — неважно. Сила во мне росла. Бой с византийцами и их «носителями» выжал меня до дна, но оставил больше, чем забрал. Я смотрел на ладью, на угли, что тлели в воде, и думал о том, что сделал. Новгород мой, титул мой, враги бегут. Лепота.

Ладья догорала, и дым от нее поднимался к небу. Вода отражала огонь, и я смотрел на это, не отводя глаз.

Дружинники собирали раненых, уносили мертвых. Мой взгляд был прикован к воде, к ладье, к тому, что осталось от Святослава. Он ушел, как воин.