Русь. Строительство империи 5
Шрифт:
Огромная энергия прокатилась по мышцам, прогоняя усталость. Боль в плече исчезла, растворилась в этом всепоглощающем огне. Я перестал видеть отдельные удары, тактику, защиту. Была только одна цель — Сфендослав. И жажда — сокрушить, сломать, уничтожить.
Я бросился вперед, не заботясь об обороне. Мои топоры замелькали с удвоенной скоростью. Удары стали тяжелее и яростнее. Я бил не целясь в уязвимые места, я просто рубил, вкладывая в каждый удар всю мощь берсерка. Лязг стали стал непрерывным. Я теснил его, шаг за шагом отвоевывая пространство.
Сфендослав
— Что это… — прохрипел он, отступая еще на шаг.
Я не ответил. Только рев вырывался из груди. Удар левым топором отбил его меч в сторону, правый обрушился на его плечо. Раздался треск. Сфендослав взвыл от боли, его левая рука повисла плетью. Доспех на плече был прорублен, из раны хлестала кровь.
Он отшатнулся, прижимая раненую руку к телу, пытаясь удержать меч одной правой. Страх мелькнул на его лице, но тут же был задавлен упрямством.
Я не дал ему опомниться. Снова бросился вперед, топоры описывали смертельные круги. Я видел только врага, которого нужно было сломать.
Удар!
Еще удар!
Он отступал, отбивался одной рукой из последних сил, но было видно, что он сломлен.
Еще немного, еще один точный удар.
Красный туман перед глазами пульсировал, сгущаясь с каждым ударом сердца. Хмельная и всепоглощающая ярость берсерка горела внутри неугасимым пламенем, требуя немедленного завершения, крови, окончательной победы. Я уже не видел двора, не слышал треска огня и стонов раненых. Весь мир сузился до одной точки — фигуры Сфендослава, прижатого к обломкам стены терема. Он отступал, пытался защищаться одной рукой, его лицо исказила маска боли и упрямой ненависти. Его левая рука беспомощно висела вдоль тела, плечо было разбито моим ударом. Он был почти сломлен. Еще одно усилие, один точный, сокрушительный удар — и все будет кончено.
Я ринулся вперед, вкладывая остатки сил в последний, решающий замах правым топором. Я видел его глаза, расширенные, полные отчаяния и боли. Я видел место на его доспехе, чуть ниже горла, куда должно было прийтись лезвие. Я видел, как он падает, как битва заканчивается моей победой. Воздух со свистом рассек тяжелый топор.
Но он ждал. Он предвидел этот последний, отчаянный рывок. В то самое мгновение, когда топор почти достиг цели, когда триумф уже обжигал мне нутро, Сфендослав совершил немыслимое. Вместо того чтобы пытаться блокировать удар своей искалеченной рукой или уклониться, что было бы естественной реакцией, он сделал короткий, выверенный шаг в сторону. Одновременно он выставил навстречу моему топору свой двуручный меч, держа его одной правой рукой, но не ребром для парирования, а плоскостью.
Лезвие моего топора ударило не в плоть и броню, а в гладкую, скользкую сталь. Раздался визгливый скрежет. Удар, лишенный точки опоры, ушел в пустоту. Вся чудовищная инерция моего тела и мощь, вложенная в замах, неудержимо потянула меня вперед. Я споткнулся, теряя равновесие, руки инстинктивно взметнулись, пытаясь удержать баланс, но было
Пока я барахтался, пытаясь не упасть, Сфендослав, игнорируя адскую боль в плече и ноге, действовал с расчетливо. Резкий, без замаха, удар носком его тяжелого сапога пришелся точно в подколенную ямку моей правой, опорной ноги. Острая, пронзающая боль взметнулась вверх, парализуя ногу. Она подогнулась, словно подрезанная.
Я начал заваливаться на одно колено, инстинктивно выставляя вперед левую руку с топором, чтобы опереться, дабы не упасть окончательно, чтобы иметь хоть какой-то шанс подняться и продолжить бой. Но он не дал мне и этой доли секунды. Рукоять его меча, окованная железом, описала короткую дугу снизу вверх и с отвратительным хрустом врезалась в мое правое запястье. То самое, что только что выпустило основной топор. Вспышка боли ослепила, пальцы словно чужие разжались сами собой. Я с ужасом увидел, как мой второй топор с глухим стуком падает на затоптанную, окровавленную землю рядом со мной.
И тут же, не давая мне опомниться, не давая осознать произошедшее, он с силой толкнул меня плечом в грудь. Удар был не столько сильным, сколько неожиданным и точным. Я был дезориентирован болью и потерей оружия. Этот толчок стал последней каплей.
Меня отбросило назад. Я полетел навзничь, неуклюже ударившись спиной о твердую, неровную землю. Воздух со свистом вылетел из легких. Мир завертелся каруселью из огня, дыма, искаженных лиц моих дружинников где-то на периферии зрения. На мгновение потемнело в глазах.
Когда зрение прояснилось, я все еще лежал на спине. Дыхание вырывалось из груди короткими, судорожными хрипами. Тело отказывалось слушаться, парализованное болью и шоком. Спина горела от удара, правая нога отзывалась тупой, ноющей болью от колена до бедра, запястье пульсировало так, словно в него вонзили раскаленный гвоздь. Красный туман берсерка стремительно рассеивался, унося с собой все заемные силы организма, оставляя после себя опустошение, слабость и осознание катастрофы.
Я лежал на земле.
Поверженный.
Безоружный.
Мои топоры валялись в нескольких шагах, недосягаемые, бесполезные куски металла.
С трудом повернув голову, я увидел Сфендослава стоявшего надо мной. Огромный, тяжело дышащий, весь в крови. Его левая рука неестественно висела, из глубокой раны на бедре продолжала сочиться темная кровь, оставляя багровый след на земле.
Но он стоял. И на его лице, перепачканном копотью, расплывалась медленная, страшная улыбка победителя. В его глазах, смотревших на меня сверху вниз, не было больше страха или боли — только чистое, незамутненное торжество и холодная, глубокая ненависть.
Он победил. Не силой — хитростью. Он выждал момент, спровоцировал мою ярость и обратил ее против меня. Он переиграл меня в этой партии.
Он смотрел на меня мгновение, может два, словно разрешая мне в полной мере ощутить свое поражение, беспомощность. Затем, с видимым усилием, он перехватил рукоять своего двуручного меча обеими руками. Искалеченная левая рука лишь помогала правой, но он все же поднял его. Медленно, тяжело, меч взметнулся над его головой, заслоняя собой клочок серого неба, видневшегося сквозь клубы черного дыма.