Русь. Строительство империи 5
Шрифт:
Я искал глазами Курю. Вот он! На своем знакомом черном коне, в богатом халате поверх доспеха, с кривой саблей в руке. Он увидел меня. Развернул коня, что-то яростно крикнул своим оставшимся телохранителям, и они бросились прямо на нас, пытаясь прорваться.
Сколько раз он ускользал? Сколько раз я видел лишь пыль из-под копыт его коня? Но не сегодня. Вот он! На своем иссиня-черном аргамаке, в развевающемся на ветру богатом халате поверх сверкающих пластин доспеха. Кривая сабля хищно блеснула в руке. Тот самый хан, который сделал кубок из черепа Святослава. Глаза наши встретились на мгновение через хаос боя.
Яростный,
Но мои дружинники были готовы. Короткая, яростная свалка — и стена печенежских телохранителей рассыпалась под ударами топоров и мечей. Путь был чист. И вот остались мы — хан Куря и Великий князь Руси.
Он не стал ждать. С боевым кличем, припав к шее коня, он рванул ко мне. Сабля взметнулась, целясь мне в горло — быстрый, жалящий выпад степняка. Я встретил удар левым топором, подставив толстое древко и стальное лезвие. Визг металла о металл резанул по ушам, сноп искр осыпал нас обоих. Наши кони вздыбились, захрапели, едва не столкнувшись. Куря был невероятно ловок, истинный сын степей. Не давая мне опомниться, он завертелся вокруг меня на своем быстром коне, замельтешил, осыпая ударами со всех сторон. Его сабля мелькала серебряной молнией, финты и обманные движения следовали одно за другим, лезвие то свистело у самого уха, то чиркало по щиту. Он искал брешь, слабое место, единственный миг невнимательности.
Мое тело двигалось само, обостренные рефлексы парировали удары, глаза следили за каждым движением хана, за каждым поворотом его запястья.
Вот он! Классический обман — всем телом качнулся влево, показывая атаку с этой стороны, а сам, в то же мгновение, резко переложил саблю и ударил справа, метя под незащищенную руку. Но я запомнил этот финт, реакция сработала раньше, чем мозг успел отдать приказ. Резкий наклон корпуса назад, свист клинка у самой груди — и пока он еще не выправил коня после удара, мой правый топор обрушился вниз, на передние ноги его аргамака.
Я сделал подлы удар по меркам степняков. Ранил коня.
Страшный хруст, дикий визг боли — и великолепный черный конь свалился, увлекая за собой седока. Куря кубарем вылетел из седла, вздымая клубы пыли и сухой травы. Но даже в падении он не потерял присутствия духа. Мгновенно вскочил на ноги, лицо искажено звериным оскалом, рука метнулась к поясу — кинжал блеснул в его руке.
Не давая ему опомниться и занять оборонительную позицию, я уже спрыгнул с коня и двинулся на него. Мощный удар плашмя левым топором по куполообразному шлему — не убить, но оглушить. Глухой удар металла о металл отозвался звоном в ушах хана. Он пошатнулся, глаза закатились, и он снова тяжело осел на землю. Я шагнул вперед, упираясь коленом ему в грудь, и приставил холодное, острое лезвие второго топора к его горлу. Я видел как под сталью судорожно бьется жилка.
— Сдаешься, хан? Или хочешь увидеть своих предков прямо сейчас? — прорычал я, тяжело дыша после короткой, но яростной схватки.
Куря лежал, придавленный к земле, глядя на меня снизу вверх. В его черных глазах плескалась бессильная ярость и ненависть. Пыль и кровь — его и чужая — смешались на смуглом лице. Он с трудом сглотнул, чувствуя холод моего топора на шее. Мгновение он молчал, борясь с собой, затем презрительно сплюнул в
— Твоя взяла, княже… Урус…
— Взять его! — приказал я подоспевшим дружинникам. — Связать покрепче!
Я устало поплелся к своему коню и взобрался на животину. Даже не верится, что смог победить Курю и взять его в плен. Как же долго я за ним гонялся.
Пленного хана привели ко мне, когда я вернулся к осажденному терему. Его посадили на землю у моих ног. Он молчал, гордо вскинув голову.
— Ну что, Куря? — начал я допрос, возвышаясь над ним. — Думал удрать? Не вышло. Что Сфендослав задумал? Сколько у него людей?
Куря криво усмехнулся.
— С чего ты взял, что я буду говорить с тобой, пес? Убей меня. Чего ждешь?
— Убить еще успею. Но сначала ты мне расскажешь. Или я отдам тебя своим людям. Они очень хотят поквитаться за все, что твои выродки натворили на нашей земле. Думаю, они найдут способ развязать тебе язык. Медленно.
Глаза хана метнулись по сторонам, на суровые лица моих дружинников. Он напрягся.
— Чего тебе надо? — прохрипел он.
— Какие планы у Сфендослава?
— Сидеть будет. До последнего. Он упрямый. Людей у него там… Варягов сотни три осталось, не больше. Да челядь княжеская. Припасы есть. Надолго хватит, если воду найдут. Там колодец старый был…
— Что еще?
Куря замялся, отвел взгляд. Потом вдруг злорадно рассмеялся, скрипучим, каркающим смехом.
— Там, в тереме, вся ваша восточная знать заперлась! И ростовский князь, хозяин этого городишки, и муромский, и вятичский! Они все пришли на зов Сфендослава, на пир победный собирались! А теперь сидят там, в этой норе, вместе с ним!
Глава 19
Дым от пожаров, что устроила Веслава, еще не рассеялся, смешиваясь с едким запахом гари от наших огненных горшков и смрадом свежей крови. Воздух был тяжелым, липким. Воины отдыхали после схватки, перевязывали раны, чистили оружие, с мрачным удовлетворением поглядывая на запертую цитадель. Победа в вылазке далась нелегко, Алеша вон как пострадал.
Куря поднял голову.
— Еще что скажешь, хан? — спросил я негромко, но так, чтобы он слышал каждое слово.
Желваки кочевника перекатывались на смуглых скулах.
— Говорить будем, Куря, или предпочитаешь познакомиться с моими людьми поближе? — я обвел взглядом суровые лица дружинников. — Они тебя очень ждут. За жен поруганных, за детей сиротами оставленных, за сожженные села. За князя нашего, Святослава, чью голову ты украсил. Они найдут способ тебя разговорить. Поверь, тебе это не понравится.
Хан дернулся, насколько позволяли путы.
— Убей меня, урус! — прохрипел он. — Чего ждешь? Смерти я не боюсь! Я — Куря, хан печенежский!
— Смерти не боишься? — я усмехнулся. — А боли? А бесчестия? Смерть бывает быстрой, хан. А бывает такой, что предки твои отвернутся. Но я дам тебе шанс умереть быстро. Если расскажешь все, что знаешь
Я видел, как он колеблется. Инстинкт самосохранения боролся с гордостью и ненавистью. Он оглядел мои топоры, запачканные кровью его воинов, потом перевел взгляд на дружинников, чьи глаза не обещали ничего хорошего.