Русь. Строительство империи 6
Шрифт:
Ситуация оказалась куда сложнее, чем я мог представить. Одно дело — разбить врага в поле, другое — выкорчевывать измену из самого основания своей власти. Это была совсем другая война, тихая, подковерная, где слово ранит сильнее меча, а доверие — самая хрупкая валюта.
Я тяжело вздохнул. Воздух в шатре был спертым, пахло кровью и лекарствами. Нужно было выбираться отсюда, подумать на свежем воздухе. Решить, что делать дальше. Я уже поднялся было с табуретки, собираясь позвать Искру и дать распоряжения насчет охраны пленников, как вдруг со стороны носилок донесся тихий
Я обернулся. Едва слышный стон повторился. Он исходил от Ярополка. Его веки затрепетали, потом медленно приподнялись. Мутные, расфокусированные глаза обвели свод шатра, потом скользнули по моему лицу. Узнал ли он меня? Или просто смотрел перед собой, еще не вполне вернувшись в сознание?
Я шагнул ближе к носилкам, внимательно наблюдая за ним. Он поморщился, видимо, от боли в раненой голове, попытался приподняться, но сил не хватило. Его губы шевельнулись, он что-то прошептал, но так тихо, что я не разобрал ни слова.
— Ярополк. — позвал я негромко. — Ты пришел в себя?
Он снова сфокусировал взгляд на мне. Теперь в его глазах мелькнуло узнавание. Он облизнул пересохшие губы.
— Кн… княже… — голос его был слабым, хриплым, но вполне различимым.
Видимо, пока я допрашивал Добрыню, Ярополк уже был на грани сознания. Он мог слышать мои вопросы. Мог видеть ответы Добрыни. И теперь он смотрел на меня снизу вверх, во взгляде его читалась обреченность.
Я ожидал, что он скажет дальше. Он тяжело дышал, собираясь с силами.
— Он… — Ярополк слабо кивнул в сторону лавки, где лежал Добрыня. — Он правду… говорит… Добрыня…
Сердце у меня замерло. Неужели? Он сам признается?
— Я… — Ярополк сглотнул, его лицо исказилось от внутреннего напряжения или боли. — Я предал тебя, Великий князь Антон…
Глава 13
Я глядел на него сверху вниз. На Ярополка Святославича. Сын великого рубаки, отца своего, а сам — вот он, на грязных носилках, израненный, жалкий. И только что выложивший самое страшное — измену. Мозги лихорадочно скрипели, пытаясь переварить услышанное, отгоняя ярость. А она была, клокотала где-то в самой глубине, но сейчас важнее было докопаться — как? С какой стати? И кто всем этим кукловодит?
Слова повисли в тяжелом, спертом воздухе шатра, где смешались запахи крови, гноя и травяных припарок Искры. В углу лежал Илья, а на лавке хрипло дышал Добрыня. Рука так и чесалась придушить Ярополка на месте, но я пересилил себя. Мне нужны были ответы.
— Говори, — ледяной тон порой проймёт почище любого крика. — Выкладывай всё. С самого начала. Кто подкатывал? Чего сулили?
Ярополк на миг зажмурился, собираясь то ли с силами, то ли с духом. Лицо серое, землистое, губы спеклись.
— Они пришли… считай, как только ты на север ушел, на Новгород, — начал он хрипло. — Ромеи. А с ними посол… Лев Скилица. Я его еще пацаном помню, в Переяславце, к отцу приезжал. Да не один он был. С ним
Я слушал молча. Лев Скилица, который еще в Новгороде пытался в свои игры меня втравить.
— Скилица языком молол без умолку, — продолжал Ярополк, голос его будто крепчал, словно воспоминания придавали ему то ли сил, то ли наглости оправдаться перед самим собой. — Расписывал величие Империи. Что Руси место подле неё, а не супротив. Про тебя говорил… княже.
Он запнулся, глянул на меня испытующе.
— Сказал, что ты чужак. Что не по праву стол киевский занял. Что дни твои сочтены. Что собирается супротив тебя такая рать, против которой тебе не устоять. Убеждал, что Империя-де готова помочь законному наследнику — то бишь мне — вернуть власть, которую ты силой захватил.
Гордыня. Вечная песня. Наследник, ишь ты. Сколько крови пролилось из-за этого «законного» права. Отец его, Святослав, тоже был Вежей мечен, но головой думать умел, а не только титулом кичиться. Видать, не все по крови передается.
— И что ж он тебе посулил за то, чтобы ты отворил ворота Киева псам, которых они на нас натравили? — спросил я в лоб, без обиняков.
Ярополк отвел глаза, уставился на закопченный свод шатра.
— Он предложил титул Великого князя. Молвил, сам Император признает меня единым правителем Руси. Помогут земли собрать, врагов сокрушить… тебя, первым делом. Сулили злато, оружие, легионы свои имперские, если прижмет. А потом… — он замялся, — потом, когда Русь под моей рукой утихомирится, Император мог бы и царский венец пожаловать. Равным другим владыкам поставить. Но для этого… для этого надобно было договор тайный подписать.
Я прищурился.
— Какой еще договор?
— О вечной дружбе и союзе, — Ярополку явно было не по себе выговаривать эти слова. — О торговле. О помощи ратной. О том, что Русь признает над собой духовную власть Царьграда. И что во внешних делах будет с Империей все согласовывать.
Ясно. Подмять под себя хотели. Не союз, а ярмо на шею. Превратить Русь в задворки Византии. Спустить в трубу все, за что Святослав бился, за что я кровь проливал — и все за пустой треп о царской шапке для этого болвана.
— И ты поверил?! Повелся на эти байки? Продал родную землю, свой народ за пустые обещания византийской шестерки?
— Они были ох как убедительны! — почти взвизгнул Ярополк, пытаясь приподняться на локтях, но тут же свалился обратно. — Скилица воинов своих показывал! «Атанатои» их кликал — бессмертные, значит. Они мечи голыми руками гнули! Один у меня на глазах удар топора на предплечье принял — и хоть бы хны! Скилица сказал, таких у Императора — легион. Это, мол, избранные, люди с особой силой. Такие же, как ты, княже, только их больше, и все они служат Империи! Он божился, что тебе с ними не совладать! Что твой конец — дело времени! Что если я не соглашусь, Киев они все равно возьмут, но тогда мне уже не видать ни договоров, ни царства… одна дорога — в могилу или в рабство! Он говорил, что спасает меня, дает шанс великим стать!