Русь. Строительство империи 6

Гросов Виктор

Я прищурился, вглядываясь в полумрак. Глаза постепенно привыкали после яркого света дня.

Я их узнал. Сначала одного, потом второго. Не может быть…

Глава 11

Я смотрел в полумрак глубокой ямы, куда меня так стремительно привела Веслава. Глаза, привыкшие к серому пеплу и тусклому солнцу, с трудом различали детали на дне поруба. Два тела, просто еще две жертвы

этой бессмысленной резни, заваленные обломками рухнувшего настила во время пожара. Обыденность смерти здесь уже не вызывала сильных эмоций, скорее глухую усталость и злость на тех, кто довел до этого. Но реакция Веславы была слишком острой для рядовой находки.

Тот, что сидел, чуть шевельнулся.

— Княже, это… — начала Веслава тихим, сдавленным голосом, но осеклась.

А я уже узнал. Сначала того, кто сидел. Даже в таком состоянии его нельзя было спутать ни с кем.

Илья Муромец.

Легендарный киевский воевода. А второй — его лицо было повернуто в сторону, скрыто грязью и спутанными волосами. Сын Святослава, Ярополк, которого я оставил наместником в Киеве.

— Достать их! — крикнул я. — Живо! Только осторожно! Веревки! Носилки готовьте!

Воины, стоявшие чуть позади с Ратибором и Такшонем, опомнились от секундного замешательства. Несколько человек бросились выполнять приказ, разматывая веревки. Спуск в яму был опасен — края осыпались, сверху могли упасть обломки. Двое самых ловких начали спускаться, страхуя друг друга.

Я не отрывал взгляда от фигур на дне.

Прошло несколько томительных минут, прежде чем воинам удалось сначала закрепить веревки под мышками Ильи, который, был без сознания или в глубоком забытьи, а потом аккуратно поднять его массивное тело наверх. Его положили на расстеленный плащ. Выглядел он ужасно, лицо в запекшейся крови и грязи, одежда превратилась в лохмотья, на теле виднелись многочисленные ссадины и раны, одна рука неестественно вывернута, но он, к счастью, дышал.

Следом подняли Ярополка. Княжич был легче, но выглядел не лучше — исхудавший, с глубокой раной на голове, залившей волосы темной коркой. Он тоже был без сознания, но слабое движение грудной клетки говорило о том, что жизнь еще теплится.

Вокруг воцарилась тишина, мои воины, даже те, кто не знал этих двоих в лицо, понимали по напряжению и реакции командиров, что найдены не простые пленники. Ратибор и Такшонь подошли ближе, всматриваясь в лица извлеченных из ямы. На их суровых лицах отразилось изумление.

— Искру! — позвал я, поворачиваясь к одному из дружинников. — Лекарку сюда!

Парень сорвался с места, помчался к нашему лагерю. Остальные стояли вокруг, не зная, что делать. Я опустился на колено рядом с Ильей, потом перешел к Ярополку. Пытался понять тяжесть ранений, но без знаний Искры это было бесполезно. Пульс у обоих прощупывался.

Искра прибежала запыхавшись, с неизменной сумкой через плечо. За ней семенили двое помощников с носилками и бурдюками с водой. Увидев, кто лежит на земле, она на мгновение замерла, но тут же взяла себя в руки. Профессионализм взял свое.

— Воды! Чистые тряпки! Осмотреть раны! Быстро! — ее команды звучали властно.

Она склонилась сначала над Ярополком, как более легким и, возможно, более тяжелым по состоянию. Осторожно промыла рану на голове, осмотрела зрачки, прощупала конечности. Потом перешла к Илье. Работала она сосредоточенно, а ее помощники

выполняли указания беспрекословно.

— Живы? — спросил я, когда она на мгновение выпрямилась, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони.

— Живы, княже, — ответила Искра, не глядя на меня, ее внимание было приковано к раненым. — Оба. Но состояние тяжелое. У этого, — она кивнула на Илью, — похоже, сломана рука, множество ушибов, истощение. У княжича… рана на голове серьезная, потерял много крови. Нужна немедленная помощь, покой и уход.

— Перенести их в мой шатер, — приказал я, имея в виду большой шатер, который мы отдали под лазарет и где находился Добрыня. — Осторожно. Искра, сделай все, что можешь.

Четверо дружинников осторожно подняли сначала носилки с Ярополком, потом соорудили вторые для Ильи и медленно понесли их в сторону лагеря. Искра шла рядом, отдавая короткие распоряжения своим помощникам.

Я смотрел им вслед. Илья Муромец и Ярополк Святославич. Живы.

Я повернулся к Ратибору и Такшоню.

— Продолжайте готовить пленных к отправке. Усилить охрану лагеря. Никто не должен знать, кого мы нашли, кроме тех, кто уже видел. Лишние слухи нам сейчас ни к чему.

Воеводы коротко подтвердили, что поняли и разошлись отдавать распоряжения.

Я проводил взглядом носилки, скрывшиеся за поворотом среди руин. Искра и ее команда скрылись в импровизированном лазарете.

Мой взгляд обвел пепелище Искоростеня. Черные остовы домов, едкий запах гари, въевшийся, в самую землю и толпа сломленных, перепуганных древлян, ожидающих своей участи под присмотром моих хмурых воинов.

Искоростень должен стать символом того, что бывает с теми, кто выбирает путь вражды со мной. Но как донести этот символ до всех? Как сделать так, чтобы весть о судьбе древлянской столицы разлетелась по всем городам и весям Руси, достигла ушей и ростовских бояр, и муромских князей, и вятичей, и тех диких туровчан под Киевом, и даже далеких хазар или булгар?

Гонцы? Да, они донесут официальные вести. Но вести можно перехватить, исказить, им можно не поверить. Нужно нечто большее. Нужен страх, шепот в темных углах, рассказы у костров, слухи, которые расползутся быстрее любого княжеского указа.

Нужна информационная война.

Я вдруг отчетливо понял, что «Вежа» дала мне не только знания языка и навыки выживания. Она дала мне понимание механизмов власти, которые работали во все времена, в том числе и в моем прошлом. Сила оружия — это важно. Но сила слова, сила убеждения, сила страха — не менее важна, а иногда — и более. Запугать врага так, чтобы он не решился поднять меч, убедить колеблющихся встать на твою сторону, посеять сомнение и раздор в стане противника. Это целое искусство, которым я должен овладеть.

Вспомнились какие-то обрывки знаний из прошлой жизни. Римляне с их «разделяй и властвуй», византийцы — мастера интриг и дезинформации, даже более древние примеры того, как слухи и пророчества меняли ход сражений и судьбы царств задолго до десятого века.

— Веслава! Ратибор! — позвал я соратников, которые как раз закончили отдавать распоряжения по организации лагеря и конвоя. — Есть разговор, пошли за мной.

Они переглянулись, удивленные сменой моих планов, но молча последовали за мной. Мой временный шатер, разбитый чуть поодаль от основного лагеря, был небольшим, но позволял укрыться от посторонних глаз и ушей.