Русь. Строительство империи 6
Шрифт:
Жестоко? Да. Но иначе нельзя было. Надо было всем показать раз и навсегда: время старых счетов прошло. Драка в строю, да еще из-за былой вражды, — это не просто бардак. Это мне в лицо плевок, Великому князю, и всей моей задумке о единой Руси. Такое надо каленым железом выжигать.
Как отсчитали положенное, побитых уволокли к лекарке. Я обвел глазами притихший строй. Лица у всех были разные: кто с одобрением зыркал, кто со страхом, а кто и злобу затаил. Но все молчали, слушали.
— Глядите на них! — крикнул я громко, указывая на тех двоих, что корчились на земле. — Вот что бывает с теми,
Я дал время переварить сказанное.
— Обиды старые, вражду былую, гордость свою местечковую — в печку! Из головы вон! Кто старое помянет — тому глаз вон! Здесь, в моем войске, нету ни муромцев, ни ростовцев, ни киевлян, ни новгородцев! Здесь — воины Руси! Ясно?!
— Ясно, Великий князь! — недружно, но все же гаркнула толпа.
— Кто на брата по оружию руку поднимет из-за старых счетов — тот предатель! Кто рознь сеять будет, вспоминать, кто кому служил, — тот враг! И спрос с таких один — смерть! Потому что свара в своем стане — хуже ворога за стеной! Она нас изнутри сожрет, и тогда нас разобьют поодиночке, как слепых щенков! Этого хотите?!
— Нет, княже! — рявкнули уже дружнее.
— Так зарубите себе на носу: земля ваша теперь — вся Русь! Князь ваш — я! А брат — тот, кто рядом в строю стоит, плечом к плечу, будь он хоть киевлянин, хоть галичанин, хоть из тех, кто вчера супротив нас шел! Враг у нас один — кто на Русь с мечом придет! А цель одна — сделать Русь такой, чтобы все соседи боялись и уважали! Кто со мной — тот брат! Кто против — тот враг! Третьего не дано! А теперь — по местам! И чтоб глаза мои такого больше не видели!
Я круто развернулся и пошел прочь, не оглядываясь. За мной молча двинулся Илья. Спиной чувствовал сотни глаз. Наука, надеюсь, впрок пойдет. Хотя бы ненадолго.
Только я себя не обманывал. Приказом да плеткой братства не сколотишь. Оно рождается в деле общем, в беде одной, когда враг перед тобой. Когда тот, кто рядом стоит, будь он хоть трижды из чужого стана, спину тебе прикроет не по приказу, а потому, что иначе — обоим крышка. Нужно было дело, чтобы они про всю эту мелочную грызню забыли, почувствовали себя одним кулаком.
Все чаще я на юг поглядывал. Тмутаракань… Далекий кусок земли русской на теплом море, зажатый степняками да горами. Вести оттуда доходили мутные, недобрые. Хазары, когда-то грозные, а потом вроде притихшие, опять зашевелились. На купцов нападают, границу тревожат. И поговаривали редкие купцы, что оттуда добирались, — не только в хазарах дело. Что-то там затевалось нехорошее. Поход на Тмутаракань… Риск большой. Далеко. Да и что там — поди знай. Но может, именно такой поход, против врага наглого, за землю русскую, и смог бы из этой моей разношерстной оравы кулак один сделать? Чтобы почувствовали они себя одной силой, что всю Русь защищает? Думы в голове крутились, прикидывал я, что к чему…
И тут, будто кто подслушал мои мысли, в ворота лагеря ввалился всадник. Конь под ним хрипел, боками водил, весь в мыле и пыли. Да и сам ездок не лучше коня был — одежа рвань,
— Князя! К князю!.. Скорей!..
Стража его подхватила, ко мне повели — я как раз из шатра вышел на шум. Как увидел меня, гонец — бух в ноги.
— Княже… Великий князь Антон… Беда… — прохрипел он, с трудом поднимая на меня мутные, воспаленные глаза.
— Говори толком! Откуда? Что стряслось?
— Из Тмутаракани… купец я, Микула… еле ноги унес… Город… город в осаде! Хазары!
— Хазары? С каких это пор они так осмелели? Много ли их?
— Тьма, княже… тысячи! Да не в них одних дело… Верховодит ими… человек один… Кличут его князем Ярополком!
В смысле, Ярополк?! Тот самый предатель, которого я выгнал?! Какого лешего он там делает?
— И еще… — выдохнул купец, — с ними… воины… не хазары… в броне блестящей… орлы золотые на щитах!.. Греки!
Так вот куда этот выродок Рюрикович подался! Не просто утек, а продался с потрохами тем самым грекам, что его на предательство Киева и подбили. Лев Скилица, значит, этот змей имперский, не соврал, когда поддержку Ярополку обещал. Только поддержка-то вон какая вышла: пляши под их дудку, води диких хазар на свою же землю русскую, да еще под присмотром этих «золотых орлов» царьградских.
Злость аж в глазах потемнело, но тут же отпустило. Голова стала холодной, как лед. Все по полочкам разложилось.
Греки. Не вышло у них со Сфендославом стравить меня насмерть, не получилось и с этим Ярополком-предателем в Киеве дело выгорит — так они теперь с другого конца зашли. С юга. Хазарскую карту разыграли, старую угрозу, а никчемного Ярополка — как тряпку подсунули, мол, вот он, «законный» князь. Хитро? Подло? Да. Чисто по-византийски. Хотят меня от моря отрезать, в лесах да болотах запереть, чтобы пути торговые южные перекрыть. Да еще и гнойник устроить на южной границе, чтобы силы мои оттягивал, землю собирать мешал. Тмутаракань-то… она не просто городок далекий. Она — ключ к морю Азовскому, да и к Черному тоже. Крепость наша на самом юге. Отдать ее — это врага на порог пустить, позволить ему плацдарм устроить, откуда он дальше полезет.
Нет уж. Тмутаракань не сдам. Ни за что. Тут уже не о защите какой-то окраины речь. Тут вопрос — быть или не быть всей Руси, что я по кускам собираю. Покажу сейчас слабину, позволю грекам да их кукле на моей земле хозяйничать — это как сигнал будет всем врагам: и Мешко этому ляшскому, и Оттону немецкому, и степнякам разным. Сигнал, что Великий князь Антон не так уж и велик, коли свое удержать не может.
Решил я сразу. Тяжело на душе было, рискованно — жуть, но другого пути не видел. Помощь надо слать. Прямо сейчас, не мешкая. Да только кого? Главное войско — оно ж сырое еще. Илья только-только его в кулак собирать начал, да и нужно оно здесь, на севере. Тут и ляхи ухо востро держат, и еще какая нечисть вылезти может в любой момент. Послать часть этой неокрепшей рати за тридевять земель, в самое пекло, — это и себя тут ослабить, и тех, кого пошлю, почти наверняка загубить. Нужен отряд отдельный, крепкий, чтоб сам за себя постоять мог.