Русь. Строительство империи 6
Шрифт:
Глянул я на Такшоня. Князь галицкий, верный мой союзник с той самой сечи под Новгородом, где я его из-под копыт вытащил. Стоял он рядом, слушал купца, лицо — темнее тучи. Галичане — вояки тертые, степняков знают как облупленных. Да еще самострельщики Степановы… Вот! Это мысль. Риск, конечно, дьявольский. Послать Такшоня с его лучшими галичанами да стрелками Степановыми — это ж границу галицкую от ляхов оголить, да цвет стрелкового войска невесть куда отправить. Но другого выхода я не видел.
— Такшонь! — позвал я. Галицкий князь шагнул вперед. — Слыхал?
— Слыхал, княже. Паскудство одно.
— Паскудство —
Такшонь слушал молча, лицо как из камня высечено. Он все понимал. Весь риск. Понимал, что я его, по сути, в пасть льву посылаю, с горсткой людей против неведомой силы, за которой сама Империя маячит. Но не дрогнул.
— Понял, княже, — твердо сказал он. — Приказ твой ясен. Галичане готовы. Да и стрелки Степановы не подкачают. Дойдем. Осаду снимем. Город удержим. Ну, или ляжем там все.
— Ложиться не надо, Такшонь, — сказал я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Ты мне живой нужен. И люди твои целы быть должны. Головой работай, хитростью бери там, где силой не взять. Ты ж умеешь.
Он коротко кивнул.
— Одно скажу тебе, княже, — тихо проговорил он, так, что только я и слышал. — Коли там и вправду греки, да еще с Ярополком… То война уже не с хазарами будет. И не с князьком-предателем. То война с самим Царьградом. Готова ли Русь к такому? Ты сам-то… готов?
Вопрос повис в воздухе. Готова ли Русь? Готов ли я?
Отступить сейчас — значит, все проиграть. И начинать потом все сначала, если вообще дадут начать. А значит, ответ мог быть только один. Пусть он и прозвучал только у меня в голове.
Да. Готов.
Глава 18
Готов ли я? Вопрос застыл в воздухе, будто секира палача над плахой. Готов ли я, Великий князь Руси, к войне с самой Ромейской державой? С Царьградом, что веками стоит, перемалывая народы и царства? Готов ли я бросить свою еще неопытную дружину, воины которой до сих пор враждуют между собой, против легионов Империи? Против их катафрактов, закованных в железо с головы до пят, против их «бессмертных» афанатов, о которых ходят устрашающие слухи?
Ответ был ясен. Нет. Не готов. Не сейчас. Выступить нынче на Царьград или просто в открытую им вызов бросить — верная погибель. Империя нас раздавит без труда, даже не заметив. Они могут выставить рать, о какой мне и мечтать не смею.
Но и отдать Тмутаракань, дозволить грекам и их марионетке Ярополку на юге править — тоже гибель. Конец всему, моим думам о собирании Руси под единую руку, конец моему имени. Все поймут: слаб князь. А слабого бьют. И ударят разом со всех сторон — и ляхи с запада, и немцы Оттоновы, и разные степные племена, падаль почуяв. Следовательно, сражаться надо. Но сражаться не так, как они того ждут. Не мечом против меча, где они заведомо осилят. Действовать нужно иначе.
Не можешь врага силой взять — бей по слабому месту. Но и у Византии такие места имеются. Привыкли они чужими руками жар загребать, народы стравливать, вождей подкупать, сети интриг плести. Сильны они славой своей, именем «Второго Рима», несокрушимой твердыни веры. Вот по этой славе и бить надо. Бить словом. Информационная война, как сказали бы там, у меня дома, в двадцать первом веке. Здесь это называлось проще — пустить худую молву.
Я подозвал Веславу. Верная моя лазутчица, доглядчица, красавица с глазами холодными и умом острым. Всегда подле, всегда начеку.
— Веслава, слушай внимательно. Дело наиважнейшее. Помнишь Льва Скилицу, посла того ромейского? Как он здесь сладкоречиво говорил про дружбу, а сам камень за пазухой держал? Как они Ярополка на предательство склонили, Киев руками древлян огню предали, а теперь того же Ярополка с хазарами на Тмутаракань привели?
Веслава молча глядела на меня, в глазах понимание мелькнуло. Все она знала. Со мной была с самого начала, с Березовки еще.
— Помню, княже. Такое не забывается.
— Слушай же. Про это должны все узнать. Все соседи наши. Пусть слухи летят во все концы — резвее самых быстрых гонцов. Пусть купцы болгарские, что к нам за пушниной ходят, расскажут у себя на Дунае, как коварны греки, как предателей привечают, как диких хазар натравливают на город русский, на христиан. Пусть печенеги в степи услышат, что их старые вороги хазары теперь под рукой Царьграда ходят, да еще с князем-изгоем Ярополком, что землю свою продал. Пусть даже на Балканах, где греки своих стратигов держат, ведают, что Империя не гнушается союзом с нехристями да душегубами ради своей корысти. Что это греки виноваты в том, что Киев сгорел. Пусть все знают: Византия — не защитница веры и порядка, а змея подколодная, что исподтишка жалит.
Говорил я тихо. Нужны лазутчики. Много лазутчиков. Думаю, что около тысячи человек. Иначе это не даст плодов.
— Надо, чтобы их боялись, но не уважали. Чтоб слово их дешевле пыли дорожной стало. Чтоб послов их встречали не почетом, а кривыми ухмылками да воротами затворенными. Чтоб союзники их призадумались — а не предадут ли их так же, как нас предали? Задача ясна?
— Ясна, княже, — кивнула Веслава. — Исполнители для этого найдутся. Купцы, гусляры бродячие, наши люди в землях соседних… Пустим эту молву. Слухи пойдут. Грекам придется ответ держать, а это уже половина проигрыша.