Русская миссия Антонио Поссевино
Шрифт:
— Но хороший еретик, — не обиделся Джованни, язык которого уже начал заплетаться. — Но Господа нашего Иисуса будешь славить неправильно. Когда мы примем новый календарь.
— А сейчас, со старым календарём, и вы, получается, славите неправильно? — насмешливо спросил Истома.
Джованни уставился на него осоловелым взглядом:
— Мы — всегда правильно. Да какая разница!
Он потянулся к бутылке и разлил вино по трём стаканам из обожжённой глины. Они выпили.
— Ты очень хороший еретик, Истома, — повторил Джованни. — Хочешь, я тебе гороскоп составлю?
— Зачем это? — удивился Истома.
— Ну как? Будешь знать, что тебе суждено
— А не богохульство ли это? — засомневался Истома. — Пути Господни неисповедимы же.
— Исповедимы — неисповедимы, — скривился Джованни, — вон, при папском дворе у всех вельмож гороскопы. Сам Клавиус им и пишет. Золотом берёт, между прочим, ирод! Значит, можно. Да тут как сказать, Истома, если Господь надоумил нас создать гороскоп и не противится этому, значит, дело это богоугодное. Понял?
Истома хотел ответить, что надо ещё разобраться, кто именно надоумил людей рассчитывать гороскопы — то ли Бог, то ли совсем не Бог, — но решил, что лучше промолчать. Он в ответ улыбнулся в ответ:
— Поглядим, Джованни, поглядим.
Он глянул в окно: там уже было совсем темно. "Там же герцог ждёт, наверное, — спохватился Шевригин, — вот же удружили папские прихвостни — у содомита поселили!" Он встал из-за стола.
— Постой, ты куда? — пьяно спросил Джованни. — У нас ещё бутылка осталась. Очень хорошее вино, между прочим.
— Отстань, — вмешался в беседу Орацио, который не особо налегал на вино и был почти трезв, — видишь, Истоме пора во дворец. Он же гонец, его искать станут.
— Ну, если гонец, — сказал Джованни, косясь на оставшуюся бутылку, — тогда ладно.
— Он очень хороший человек, — сказал Орацио Истоме, кивая в сторону Джованни, — Плутарха читал, Эразмуса Роттердамского, Макиавелли [88] . Много что он читал. Интересно рассказывает. Хотя вина пьёт тоже много. Жалованье своё вмиг пропивает, едва остаётся, чтобы жильё оплатить. Ты заходи к нам. Посидим, вина выпьем, поговорим. С ним интересно бывает. Только вино другое бери, лёгкое.
88
Плутарх — античный историк, главный труд — "Сравнительные жизнеописания". Эразм Роттердамский — нидерландский гуманист XVI века, получивший популярность многочисленными трудами, среди которых "Похвала глупости". Макиавелли — политический деятель Флоренции XV–XVI веков, автор ряда трудов по управлению государством, считается одним из основателей политологии.
Истома попрощался со своими новыми знакомыми и вышел во двор. Конь его стоял, нетерпеливо поводя ушами и ударяя правым копытом по булыжникам, которыми был вымощен двор. Из-под подкованных копыт изредка вылетали искры. Шевригин вскочил в седло и неспешной рысью направился во дворец герцога Сорского, где его, несомненно, уже заждались.
Глава восьмая
ПРИ ДВОРЕ
Встречу с папой Истоме назначили на двадцать восьмое февраля. С утра он оделся в русское платье, приготовил поминок малый — пару русских соболей, что тащил за собой через всю Европу, и сел — ждать. Немного его смущало, что соболей захвачено так немного, да ничего не попишешь, путь в Рим был кружным, тяжёлым, опасным — вон, даже несмотря на все осторожности, дважды на разбойников попали. Много поминков вести —
Вскоре пришёл гонец от папы, и Истома с Паллавичино, севши в карету: на коне гончику великого царя к чужому двору ехать неуместно, — отправились к папе. Когда они уже подъезжали к Ватикану, Истома думал, что Папский дворец поразит его воображение похлеще Дворца дожей, — сердце католического мира, как-никак. Но оказалось, что всё совсем не так. Апостольский дворец выглядел довольно скромно, хотя и превосходил любое каменное строение в Москве. А вот собор Святого Петра — это да! Истома едва не вывернул шею, когда карета проезжала мимо. Но кучер не стал замедлять ход, да и сам Истома понимал, что не об этом сейчас надо думать. Бог даст — разглядит он храм и снаружи, и изнутри.
У входа во дворец их встретил высокий итальянец в красном одеянии, из чего Истома заключил, что перед ним — католический архиепископ, или кардинал.
— Кардинал Комо, — перевёл слова встречающего Паллавичино, — приветствует гонца великого властителя севера и просит пройти с ним на аудиенцию к папе.
Они прошли коридорами и оказались в зале для приёма иноземных послов. Папа в торжественном облачении сидел на троне. Вокруг толпились десятка полтора придворных. Истома остановился в нерешительности, не зная, как приветствовать понтифика. Кардинал Комо подбодряюще улыбнулся, и Паллавичино тут же перевёл его слова:
— Папа извещён, что ты не владеешь знаниями относительно правил поведения гонца иноземного властелина у престола наместника святого Петра, поэтому он всемилостивейше допускает любую вольность.
"Будь что будет", — подумал Истома и, выступив вперёд, положил перед папским троном соболей. Маленькая связка драгоценных шкурок в огромном зале выглядела убого, но Истома сделал гордое лицо и отступил на шаг, доставая из сумки письмо. Папа, приподняв полу длинной накидки, выставил из-под неё башмак с вышитым на нём крестом с тремя перекладинами.
— Целуй, целуй башмак, — зашептал Паллавичино, не дожидаясь слов кардинала.
Но Истома только улыбался, глядя прямо в глаза понтифику. Возникла неловкая заминка. Папа, видя, что русский не торопится прикладываться губами к его обуви, ласково улыбнулся и засунул ногу под накидку. Привезённые этим грубияном предложения куда значимее, чем доскональное соблюдение придворного этикета. Рядом с Истомой облегчённо вздохнул Паллавичино. Истома, сделав несколько шагов вперёд, с поклоном протянул письмо. К нему тут же приблизился средних лет монах в рясе, с крючконосым лицом, седеющими чёрными волосами, большими залысинами и умными проницательными глазами и, взяв письмо, передал его папе. Григорий Тринадцатый, приняв у Поссевино послание от царя Ивана, кивнул, сохраняя на лице благосклонную улыбку. Затем сломал печать и углубился в письмо. Истома стоял, не понимая, что ему делать.
Наконец папа закончил читать и произнёс:
— Почтенный гонец, есть ли что-то, что ты мог передать нам на словах?
— Нет, велено сказать, что там указано всё, — заученно ответил Истома.
Папа снова кивнул:
— Я знаю, что ты говоришь на латыни. Насколько свободно ты это делаешь?
Истома наморщил лоб:
— Я могу кое-как говорить и понимать, если собеседник будет не очень скор в речах.
— Хорошо. Тогда прошу воспользоваться нашим гостеприимством. Тебе разрешается ходить где угодно и знакомиться с творениями наших художников и скульпторов. Герцог Сорский проводит тебя.