Русская недвижимость. Рассказы – 3
Шрифт:
– Сходили?
– Я пошла. Дед уже не схотел идти. Осерчал чёй-то.
Николай понимал старика. Ох, как Коленька его понимал.
– Так-так, ну и?.. – сдерживаясь от негодования, продолжал он детальный расспрос. – Что он вам на этот раз посоветовал?
– Так чё? Сказал, штоб ещё через месячишко пришли.
– Так-так, ну и ну…
– Только не знаю, Коленька, чево выбегаем, – баба Варя всхлипнула. – Все-то уж ноженьки оббили.
"Ну, змей! Ну, узнаешь ты гнев народный! – закусил удила Выборов. – Всю свою академию – (десять
Николай уже представлял, где в тексте он подсыплет "перчинок", которые должны, – нет, просто обязаны! – у читающих там товарищей застрять в горле. А, поперхнувшись, они уж … Коленька запотирал ладонями.
– Кхе, та-ак…
– Вот смотри, мил человек, Коленька, – говорила тем временем старушка, – это инвалидская книжка деда, это мои почётные грамотки…
– Да зачем вы мне это всё показываете? – запротестовал Коленька. – Я что, директор? – Он встал и прошёл к секретеру. Достал из него тетрадь и ручку и, присаживаясь вновь на кресло, деловито спросил: – Ну, куда писать будем?
Баба Варя сосредоточилась.
– Дак, наверно, в эту… как её? – она стала рыться в бумагах, видимо, разыскивая в них какую-то записочку.
– Знаете что, а давайте в "Крокодил"? Это ж прекрасный материальчик для него! Или в "Труд", к Олегу Жадану? Он приедет, он такой фельетончик сделает…
Выборова понесло. Он предлагал гостье то, что, по его мнению, будет самым действенным – бюрократа-директора проберут не только по административной линии, но и прокатят по всей стране великой. Чтобы другим не было повадно. Совсем охамели!..
Однако старушка на его предложения отреагировала странно.
– Зачем в "Крокодил"? Зачем в "Труд"? – спросила она. – Он мне этого не велел
– Кто, чего не велел? – не понял Коленька, прикладывая ручку к листу тетради.
– Так наш директор.
Николай по-лошадиному затряс головой.
– Как, директор?..
– Так. Это ж он сказал, чтоб мы на него написали жалобу.
– Как это он… сам на себя?
– Аха. Сказал, что он другого выхода не видит. Нужна жалоба. И адресочек указал куда писать. И куда он запропастился?.. – она вновь стала рыться в бумагах.
Наступило молчание. Если бы эта бабуля, даже после их долгого разговора, вдруг предложила Коле с пятого этажа гроб с покойником снести, он, наверное, и то так бы не был ошарашен, хотя все его мышцы и чувства этому не обрадовались бы. Теперь же вдруг ослаб, осел и, отбросив в сторону ручку, плохо, что понимал. Всё у него в мозгу смешалось.
– И куда?.. – спросил он вяло, глянув на бабку искоса, с подозрением.
– В ету… Да как её? – От напряжения памяти рябенькое личико старухи сморщилось. И Коленьке показалось в этом что-то насмешливое.
"Ага, вот оно что, вот в чём дело! Посмеяться надо мной решили. А вот этого не хотите? " – Николай
И начал ёрничать охрипшим голосом, от обиды или возмущения.
– Может в Министерство Обороны? Али в Совет Ветеранов?
– Ни…
– Может в Верховный Суд? Али Генеральному прокурору?..
– Ни… - пела баба Варя своё, не замечая перемен в Коленьке.
– И что же это за организация такая, где на него жалобы принимают?
– Во! Вспомнила! Вациас спиас!
– Что-что?..
Баба Варя смущённо подхихикнула.
– Коленька, мил человек, я, может быть, чего не так брякнула по старости и неграмотности, вы уж извиняйте. Но этот адресочек я на всякий случай нацарапала. хозяин сам мне его подсказал. Где-то тута был… А, вот он!
Старуха вытащила из удостоверения ветерана войны бумажку и подала Выборову. Руки его подрагивали. На клочке бумаги были написаны четыре буквы: ВЦ ПС и знакомая улица в столице. То есть в произношении бабы Вари эта аббревиатура прозвучала так - "Вациас спиас".
– Так это же адрес отраслевого цека профсоюзов! – догадался он, узнав давно ему известный адрес.
– Вот-вот, ц'eка, ц'eка, – закивала она, усиливая ударение на первом слоге.
– Та-ак. Понятно. Значит, ц'eка, ц'eка.
Старуха по-утиному дважды дернула головкой.
– Так вы бы его и попросили написать жалобу.
– Ни-и, его нельзя, – мягко возразила старуха. – Он занятой человек, ему некогда заниматься писаниной. Он сказал, что на это дело вы найдёте человека. У нас население богато этими, как их? – о! – а!
– народными талантами. И дал мне твой адресочек, Коленька. Сказал, как его там? – ты писасатель, жалобы хорошо умеешь стряпать, – хихикнула она. – Я вот и пришла.
Коленька онемел. Лицо его начало краснеть, надуваться, и он, непонятно отчего, стал тереть себе подбородок кулаком, в котором всё ещё была зажата конфигурация из трёх пальцев. При этом, издавая звуки похожие на порханье – кхе-кхе…
Но старухе казалось – этак он зажимает смех, на который она вызвала его своей шуткой. И она подхихикнула. Николай глянул на неё и едва не плача спросил:
– Писасатель?.. Стряпает?..
– Аха. Писасатель… Стряпает…
– Ха!
– Хи-хи!
– Хо-хо-хо!.. – Выборов не в силах был сдержать нервного приступа, отвалился на спинку кресла и зашёлся вдруг в хохоте.
Баба Варя всхлопнула руками себе по икрам и тоже звонко рассмеялась. У неё, как и у Коленьки, заблестели слёзы на глазах, и она тоже отвалилась на спинку кресла. Они оба, глядя друг на друга, стали изводить себя смехом…
Но Выборов также неожиданно резко оборвал смех.
– Вот что, бабуленька-красотуленька, – сказал он, придвигаясь к ней. – Собирай-ка свои бумажки и грыбы-ка отседова!
У старушки враз окаменело лицо, рот округлился, и вокруг губ собралось с десяток мелких морщин.