Русская недвижимость. Рассказы – 3
Шрифт:
На прощание "чудовище" на майке "сынка" как будто опять ощерилось и подмигнуло глазом.
И укатили. Оставили Кузю Кузича в смешанных чувствах.
Воры, паразиты, жуки-бекарасы! – а вот, вишь, как. Прибить их мало, и в то же время рука не поднимется, вроде бы и не за что: и картошку ему нагребли в кули, и подвезли, и отчитали. Всё как будто бы в меру.
Как с ними бороться?
Шёл домой, смеясь и плача.
– А никак, – сказала Вера Карповна, когда он рассказал ей, как вместе с бекарасами у себя самого картошку воровал.
Он лежал
– Кузич, ты у меня мудрый человек, за что я тебя люблю и уважаю, – продолжала успокаивать жена. – Правильно сориентировался. Ну, вот заерепенься ты? И что?!. Разуделали бы тебя под орех, ни в одну скорлупку не собрали бы. Слышь, что Сергеевна сказывала? Приходила проведать давеча. В районе одного мужика на своём же огороде закололи вилами. И найти не могут – кто!
"Сейчас это запросто" – подумал Кузьма Кузьмич, вспомнив парней при первом знакомстве, и тоскливое чувство одиночества и бессилия перед ними вновь пронзило его. И почему-то не сами парни стояли перед глазами, а чудовище, оскаленное, с острыми клыками, нелепо сидевшее на майке одного из парней.
– Нужна была бы мне такая картошка. Плюнь! И не жалей. Может, ещё больше заплатил бы, если бы нанимал машину? Счас цены-то… Ладно, больше пропадало, – отмахнулась Вера Карповна.
И всё же жалко было те три мешка. Даже, пожалуй, нет, не так жалко, как досадно. Ведь в наглую обворовали, но в то же время – помогли, и проехали по сознанию моралью. Вроде и обидеться не за что, и в тоже время как какая-то насмешка.
Тьфу! Тьфу на вас!..
Кузьма Кузьмич сквозь зубы потянул в себя воздух с шумом, преодолевая вновь подпирающий смешок.
– Что, припекла? – всполошилась Карповна.
– Да нет… так…
А мозг точили раздражение и досада на себя, на свою трусость (может мудрость?), злость на этих бекарасов, и в то же время это было что-то другое, что вызывало иронию, сарказм, смех. Как будто бы какой-то мохнатый жучок вполз в сознание, и теперь щекотал, зудел, и этот зуд и припекающее тепло на спине всё более проникали вовнутрь, раззадоривали.
Дед стал подкрякивать, подкашливать, втягивать воздух сквозь стиснутые зубы. И, наконец, затрясся в неудержимом хохоте, похожем на стон.
Со спины скатились кирпичи.
– Прижарила-таки, да? – Вера Карповна засуетилась вокруг него, прихватывая кирпичи тряпкой. – Да что с тобой? Плачешь что ли, Кузич?
"Ржу-у!.."
Кузя Кузич ей ничего не ответил. Он зарылся лицом в подушку, пытаясь заглушить в себе то идиотское чувство, выдавившее из него не только хохот, но и слезы, которые стыдно было показать; слезы, смешанные с отчаянием, беззащитностью.
Тьфу, тьфу на вас, нечистая сила! Чтоб вас…
Вот жизнь пошла – цирк!
Завтра же надо докопать картошку!
2002г.
Лунное
"Самые дивные божественные чудеса случаются в сокровенной глубине человеческой души, и об этих чудесах всеми силами своими и должен возвещать человек словом, звуком и красками".
Наступали майские праздники. Посёлок готовился, преображался. У домов и парков собиралась прошлогодняя листва, зимний вытаявший мусор. Подкрашивались пешеходные переходы на перекрёстках. Подбеливались парапеты пешеходных дорожек, стволы деревьев. В вестибюлях мылись витражи, окна.
Жители домов, пользуясь последними тёплыми апрельскими деньками приводили свои квартиры в надлежавший вид: мыли окна, белили и красили, подновляли, освежали потускневшие краску, побелку…
Словом мы тоже влились в этот затейливый процесс, и уже второй день занимались побелкой, покраской своей трёхкомнатной квартиры в доме-пластины, стоящим на перекрёстке двух улиц.
До ремонта квартиры моя кровать в спальной стояла у окна, но так, что ночной свет ложился на ноги, у задней спинки кровати. Сказать, что ночной, то есть лунный и звёздный свет меня как-либо беспокоил раньше, нельзя. Я всегда спал спокойно, и, как говорят, весело похрапывал.
Но когда ремонт дошёл и до нашей спальни, то мне, как главному прорабу и исполнителю этих работ, пришлось мою кровать переместить к противоположной стене, а кровать моей наидрожайшей супруги выставить из спальной в большую комнату, разумеется, с её же помощью, как постоянного помощника и вдохновителя всей этой трудовой компанией. В результате перестановки, теперь моя голова оказались под звёздным и лунным светом.
Окно, разумеется, по причине ремонта было голым, то есть без штор.
Уже поздним вечером, поужинав и приняв на грудь с устатку грамм двести, я отбыл на покой. Уснул так, как будто провалился в бездну.
Однако…
…Посреди ночи я увидел в окне силуэт. На меня сквозь стекло смотрело милое создание. Оно было покрыто светло-голубой вуалью или мантией. Тело просвечивалось через это покрывало от головы до талии. Лицо этого милого создания тоже было бледно-голубое, и взгляд мягкий, но не холодный, а какой-то лучистый. Чарующий. И мне показалось, что это пришла – уже забываемая, но незабытая – моя давняя любовь, которая когда-то звалась Людмилой, Люсей. Девушка – моих юношеских грёз.
Люся не просила впустить её и не звала к себе. Но меня вдруг подкинула какая-то пружина. Я отомкнул шпингалеты и распахнул окно. Людмила протянула мне руку, и я ввёл её в свою комнату на четвёртом этаже. Вначале на подоконник, затем приподняв за талию, опустил, как пушинку, на пол.
Но я, видимо, по старой памяти, опять стушевался и нырнул в постель. Хотел было накрыться одеялом, спрятать своё нагое тело, но лукавый насмешливый взгляд упредил моё намерение. Мне показалась в нём игривость.