Русская поэзия Китая: Антология

Колосова Марианна

ЖЕНЬШЕНЬ

Л. А. Зандеру

Того, кто волей тверд и помыслами чист, Проводят гении лесистым Да-Дянь-Шанем В извилистую падь, к затерянным полянам, Сокрывшим зонт цветов и пятипалый лист. Но злобны демоны, владыка-тигр когтист: Не торопись звенеть серебряным данном Под вязью вывески торговца талисманом, Где пряных зелий дух и горек, и душист. Сложив шалаш, постись! Из недр росток женьшеня Сбирает старику любовные томленья И смертному двоит даренный Небом срок. А в мглистый час Быка, созвездиям покорен, С

молитвой праотцам бери олений рог, И рой таинственный, подобный людям, корень.

ГАНЕША

У розовых развалин в буйных розах Укрыл воздушными корнями баниан Старинный жертвенник, и в кружеве лиан На плитах воины в даронесущих позах. Горящим обручем лампад обрамлена, Синеет в мраморе таинственная ниша, Где дремлет в лотосе, глухие гимны слыша, Большая статуя премудрого Слона. В ногах у Ганеши лег ворох полумертвый Душистых венчиков, янтарных, как заря; Рассыпан крупный рис на плитах алтаря, И медь блестит, устами дев истерта. 1920 Кэнди, Цейлон

КУРИЛЬЩИК

Малаец курит. Воспаленный взгляд Прикован желтым огоньком светильни. В углу, над палубой пустой и пыльной, Дым опиума стелет сладкий яд. Весь день грузили. Плечи, грудь болят… Упал туман, горячий и обильный, Но белый человек, колдун всесильный, Зажег шары сверкающих лампад. И наглый мертвый свет неумолимо Бьет яшмово-коричневую грудь. Вдыхая благодать святого дыма, Дрожит иссохший стан. Зрачки — как ртуть, Но узколобое лицо надменно: Он курит — что ему до всей вселенной? 1921 Сингапур

СТИХИ ИМПЕРАТОРА ЮАНЬ-ХАО-СЯНЬ

Надпись на фарфоровой чашечке в Яшмовой зале музея Гимэ, в Париже

От грусти осени темнее сумрак леса, А тени облаков вечернюю несут прохладу. К растеньям водяным прильнули рыбы в каменном бассейне, И гуси дикие на инее песчаной мели отдыхают. Начертано Императорской кисточкой в один осенний день года У-Чже

ЯПОНСКИЙ ХРАМИК

М. Урванцеву

Коричневый дракон изваян в потолке; колючие хвосты сползают по колонкам. На лаке алтаря зеркально-ломком нефритовый божок уселся в уголке и пухлым улыбается ребенком. Внизу — огромный и горбатый черный краб — потрескавшийся гонг старинных церемоний, и бронзовых курильниц ряд зеленый. Приятно приторен и ароматно слаб увядший запах прежних благовоний. 1922 Шимоносеки

ТАНКА

Белокрылая Стайка бабочек дрожит На ветвях с утра. Нет, то слива расцвела У взмутненного пруда!

ВИШНЯ

Холодно. На бумажном окне, за решеткой бамбука, карлик-вишня в чашечке синеузорной. Долгая мука искривила росток непокорный… Плачет одна горбатая ветка розовым роем цветков. Переплет тростников — как клетка. 1920 Моджи,

Япония

ФОНТАН

Китайская вышивка

Фон — темно-шелковистая листва. В кольце из бархаток оранжевых — фонтан роняет на папирусы серебряные капли. Над притаившейся водой краснеют листья; их отраженья, оторвавшись, поплыли стайкой рыбок золотых. Среди фаянсовых зеленых ваз лиловы бабочки гелиотропа, а около нарциссов золотых — лазурный зимородок с длинным клювом. Вдали, меж сосен, видно море и облака прозрачно-розовых вершин. 1921 Гонконг

НА СЕВЕРЕ

Бубен

А. П. Ющенко

Сопки сегодня с проседью, Иглы льда у отлива; К самым поварням [39] осенью Нерпы легли лениво. Скоро с гор на равнину В нартах скочуют тунгусы; Будут менять пушнину На спирт, бисер и бусы. Хилый старик зашаманит Ночью в угарной юрте; Бубном огромным грянет — Грозный, хмельной и юркий. Пламя костра ответит Бубну тревожной дрожью, Зайчиками расцветит Кагаглю [40] из красной кожи. Бубна тупые удары Вырвались из юрты в селенье: Бродят по стуже чары, Жмется табун олений, И вкруг луны возникает Круг ледяной и туманный: Глаз Аннанэля [41] мигает — Слышит он бубен шаманий!.. 1923

39

Поварни — избы на сваях, для копчения рыбы.

40

Кагагля — рубашка шаманов из оленей кожи.

41

Аннанэль — верховное существо тунгусов.

«Когда в аду встречались Данту…»

Как Данту — подземное пламя Должно твои щеки обжечь. В. Брюсов

Когда в аду встречались Данту Милльоны трепетавших душ, Когда король лобзал инфанту, И к Дездемоне крался муж; Когда Франческа да Римини Прочла, как умер Ланчелот, И Фауст к Броккенской вершине С проклятым направлял полет — Я с ними был. За их плечами Меня сжигал огонь сердец И ранил острыми мечами Страстей безрадостный конец. Но если страсти и страданья Теперь затоптаны толпой, Поэт их ждет среди скитаний Своей мятущейся душой.

«Ветер весною вишневый мой сад осыпает цветами…»

Ветер весною вишневый мой сад осыпает цветами; Милая, тело твое — розовый жемчуг весны! Летом брожу у дверей, истомленный любовью и жаждой; Милая, лишь поцелуй жажду мою утолит! Осенью роза роняет на мрамор усталые листья; Милая, розою будь: сбрось предо мной лепестки! Волны зимою выносят на берег немало богатства; Милая, нашу любовь тоже зима принесла!