Русские качели: из огня да в полымя
Шрифт:
Изредка мы собирались в корпункте и обсуждали текущие события, которые могли бы стать темой для выступлений в газете «Труд». Однажды мне позвонил журналист из городской вечерней газеты «Волжская заря» Александр Муратов. Горячо, сбивчиво стал рассказывать о том, как бессовестно растаскивается продукция с куйбышевской шоколадной фабрики «Россия».
Тема не новая. Мелкие хищения стали бичом для экономики предприятий легкой промышленности. С заводских территорий тащили всё, что можно спрятать под одежду или тайком вывезти на машине. Фельетонисты, художники-сатирики источили свои перья, изобличая этот фирменный старорусский порок. Меня разговор с Сашей Муратовым насторожил. Ведь директором знаменитой на всю
Саша, спрашиваю Муратова, а в чем фишка? Тема изъезжена вдоль и поперек, есть ли смысл трубить об этом во всесоюзной газете с 16-миллионным тиражом?
— Фишка в том, — горячился Муратов, — что контролёры вохра (военизированная охрана) за активную задержку несунов сами попали в немилость руководства фабрики. А некоторые руководители сами замечены в хищениях, и это сходит им с рук.
Это меняло дело. И я попросил юриста Е.А. Мельникова подключиться к Муратову, чтобы с юридической точки зрения не могли подкопаться к статье. Чтобы из-за неточностей, невыверенных выводов мы не получили опровержение. Корреспонденция «Сладкая жизнь» вскоре была опубликована и, как водится, вызвала открытую и скрытую реакцию. Официально публикацию обсудили на бюро Куйбышевского горкома партии, признали факты нарушений социалистической законности, наказали виновных и так далее.
А скрытая реакция была совсем другой, она напугала нештатных авторов. В отделе кадров университета, где Мельников работал старшим преподавателем, появились суровые люди с удостоверениями и стали интересоваться подробностями личной жизни Евгения Александровича. Нечто подобное произошло и с Александром Муратовым. Очевидно, и я, как собкор, попал под их увеличительное стекло.
Корпункт редакции газеты «Труд» находился в доме профсоюзов рядом со старинным красивым зданием, в котором размещался тогда Куйбышевский горком партии. Недолго думая, я направился к своим соседям. В приемной первого секретаря Валерия Александровича Заикина, посмотрев моё служебное удостоверение, без излишних расспросов пропустили к хозяину кабинета. Вспоминаю об этом и думаю: а ведь при нынешних порядках я, наверное, дальше охранника на входе не прошел. В лучшем случае меня переадресовали бы на пресс-секретаря. А тогда пресс-секретарей при каждой «шишке на ровном месте» не было и в помине.
Хотя объективности ради должен сказать, что толковый, профессиональный пресс-секретарь может значительно облегчить подготовку материала, устанавливая контакт журналиста с нужными специалистами, организуя встречу с первым лицом. Самое главное, он должен быть не барьером между представителем СМИ и руководителем организации, а связующим звеном. Я таких пресс-секретарей встречал во время своей работы. Вспоминаю ученого секретаря президиума Сибирского отделения Академии наук Наталью Алексеевну Притвиц, отвечающую за связь с общественностью. Она не только могла подсказать тему газетного материала, но и без проволочек свести с академиком, директором академического института, заведующим исследовательской лаборатории.
Вернусь к встрече с В.А. Заикиным. Разговор был без экивоков. Я прямо сказал, что вокруг моих нештатных авторов развернулась какая-то странная возня. Кто её затеял и зачем? Заикин доброжелательно выслушал меня и напомнил: газетная статья на бюро горкома признана правильной, своевременной, будут приняты соответствующие меры. Конечно, продолжил первый секретарь, кто-то при проверке фактов, изложенных в статье, переусердствовал. Так бывает. Но из этого не надо делать историю…
После этого разговора нештатных авторов оставили в покое. Но они долго не могли отойти от стресса,
Ресторанная тема была у тогдашних акул пера одной из любимых. Но злая критика вращалась в основном вокруг официантов, метрдотелей и других мелких фигур. А здесь шла речь о серьезных нарушениях — по сути теневой экономике ресторана. Директор «Жигулей» — миловидная, с властными замашками женщина — проворачивала хозяйственные аферы в полной уверенности, что она неуязвима. Ведь за её спиной маячила фигура заместителя областного прокурора. Но произошла непредвиденная осечка, и скандальное дело докатилось до милицейского расследования.
Вот здесь необходимо одно важное, на мой взгляд, пояснение. Обычно газетные публикации на такие громкие темы готовятся по следам судебного разбирательства. Для журналиста так безопаснее. Выступить с разоблачительным материалом до суда, значит полностью брать на себя ответственность за подлинность изложенных фактов, за те выводы, к которым ты пришел. Таких досудебных публикаций боялись прежде всего фигуранты уголовных дел. Широкая огласка связывала им руки, лишала возможности закулисно влиять на суд.
В моем случае была ещё одна личностная особенность. Заместитель прокурора, опекающий директора ресторана, жил в одном доме со мной. Мы с ним встречались по утрам, приветствовали друг друга. И хорошо, что дальше формального знакомства наши отношения не развились. Увы, собкору приходится все время держать себя на дистанции с личностями такого служебного ранга, чтобы не оказаться потом в неловком положении.
Публикация предшествовала суду и вызвала у читающей публики адекватную реакцию. Никто не пытался упрекнуть меня в очернительстве, в намеренном поиске «жареных фактов», в злословии. Памятуя о наставлении редакционного начальства, я старался держать баланс критических и положительных публикаций. Благо, что Куйбышевская область была кладезем интересных экономических и социальных новаций, она было в то время одним из развитых регионов Советского Союза. И для меня было одно удовольствие писать о трудовых буднях известных производственных коллективов.
Однажды уже на исходе рабочего дня из редакции позвонил Игорь Фролов — журналист старой гвардии, изрядно потрёпанный жизнью, с избыточным скепсисом. Старик, сказал он, начинается кампания по обмену профсоюзных билетов, сделай что-нибудь «вкусненькое». И добавил: хотя какое там вкусненькое, всё это формальность, скукота одна…
Меня эта реплика задела. Я всегда считал и считаю, что для журналиста не бывает тем скучных, если сам журналист не скучный. Да, кампания по обмену профбилетов была в некотором роде формальностью. На многих предприятиях это делали для галочки, лишь бы отчитаться. Некоторые профсоюзные бюрократы даже не поняли, что благодаря такой кампании можно оживить общественную и производственную жизнь, выявить новых неравнодушных людей, больше узнать о их личной жизни, их житейских проблемах, их судьбах.
На Куйбышевском заводе имени Масленникова (в ту пору этот завод был известен всей стране не только выпуском качественных наручных часов) я разыскал Виктора Михайловича Заичкина, который вступил в профсоюз в октябре 1941 года. Профбилет вручил ему тогда прямо у заводского станка седой старик в длинном пальто, перекроенном из старой кавалерийской шинели, и в выцветшей будёновке. В тот день Заичкин работал до четырех часов утра. Вышел из цеха — и зашатался от усталости. Так бы и уснул на земле, но уж очень неласково грело цыганское солнышко, как называли люди в ту пору ночную осеннюю луну.