Русские качели: из огня да в полымя

Сенчев Николай Васильевич

Вот на этом фоне у людей снижался интерес к горбачевским новациям, наступала апатия. Перестройка уже воспринималась не как неумолимая неизбежность, а как опасный исторический казус. В неформальный обиход вошла анекдотичная фраза: сначала перестройка, затем перестрелка, потом перекличка. Кто бы знал тогда, что это станет кошмарной реальностью нашей дальнейшей жизни.

В феврале 1986 года наметили созыв 27 съезда КПСС. Ему предшествовали областные и краевые отчётно-выборные партийные собрания. Такое собрание состоялось и в Новосибирске. Для подготовки статьи об этом важном мероприятии ко мне на подмогу приехал из аппарата редакции заведующий отделом науки Владимир Петрович Долматов, с которым мы когда-то

работали в свердловской газете «Уральский рабочий». Мы долго обсуждали, что выбрать лейтмотивом статьи, какую взять тональность в изложении.

Выступления делегатов конференции сами подсказывали, на что в первую очередь обратить внимание. А главное было вот что. Прошло почти два года, как руководство страны во главе с Горбачёвым заявило о коренной перестройке экономической и социальной жизни, о движении к «социализму с человеческим лицом». Два года — срок небольшой для таких исторических сдвигов, но хоть какие-то промежуточную итоги должны же быть. Где они?

Этим вопросом задавались участники конференции. Были интересные острые выступления, но были и аллилуйные, воздающие хвалу мудрому руководству партии и правительству, «ведущему страну к новым высотам». У нас создалось такое впечатление, что в партийной организации области царит атмосфера какого-то выжидания, мешкотности. И это отражало общее настроение людей, не понимающих, а что делать-то?

Мой коллега Владимир Долматов, человек крайне осторожный, не любящий острых углов, неожиданно предложил отразить работу конференции без прикрас, так как есть. Писали ночью, выпив не одну чашку кофе. Утром текст продиктовали редакционной стенографистке. Главный редактор Михаил Федорович Ненашев распорядился поставить её в номер.

Партийные функционеры, приближённые к власти люди отозвались о статье неодобрительно, посчитали её тенденциозной, порочащей деятельность одной из крупнейшей в стране партийной организации Новосибирской области. Звонки в корпункт простых читателей говорили о другом: правильно написали, можно было бы резче! Не сомневаюсь, что по поводу той статьи М.Ф. Ненашева допекали сверху раздражёнными звонками. Но он никогда и нигде не обмолвился об этом. Он всегда считал, что свою долю ответственности редактор должен переживать в одиночку.

О статье вспомнили на 27-м съезде КПСС. Делегат съезда первый секретарь Кемеровского обкома партии Николай Спиридонович Ермаков, посвятив часть своего выступления оценке развернувшейся перестройке, сказал такие возвышенные слова. Цитирую по стенографическому отчету. «Политический доклад Центрального Комитета партии буквально взбудоражил, потряс всех своей необычностью, глубиной анализа, смелыми творческими обобщениями и выводами, удивительной силой воздействия на людей. С шахт и разрезов, заводов и фабрик, из колхозов и совхозов индустриального Кузбасса идут сообщения о новой воодушевляющей атмосфере, вызванной работой съезда. Да по-иному и быть не может! Ибо партия разговаривает с народом на языке правды. (Аплодисменты.)».

Очевидно, этот текст писали для Николая Спиридоновича штатные златоусты. Они же уже по ходу съезда добавили в его выступление следующий абзац. Цитирую по стенограмме. «В борьбе с укоренившимся злом огромную роль призваны играть печать, радио, телевидение. Это — могучее оружие партии, но надо умело им пользоваться. Мы горячо поддерживаем критические замечания в адрес прессы, высказанные Егором Кузьмичом Лигачевым. (Аплодисменты.) Нельзя терять чувство меры! Нельзя, чтобы отдельные журналисты, не имея ни опыта, ни профессиональных знаний партийной работы, давали свои субъективистские оценки проведению крупных партийных мероприятий. (Аплодисменты)».

Это был прозрачный намек на нашу критическую статью

о новосибирской партийной конференции. Спустя многие годы, приходится признать, что мы тогда однобоко восприняли её работу. Ведь коммунисты Сибири не исчислялись только партийными приживалами и беспринципными карьеристами. Среди них были и те самые рабочие лошадки, которые критично, по-деловому воспринимали заявленные реформы в обществе. Они видели, что пока вся энергия уходит в словесную эквилибристику. Нам надо было бы показать в той статье и таких людей, чтобы не создавалось у читателей впечатление безысходности и провала.

Перечитывая стенографический отчет того съезда, поражаешься тому, сколько лицемерия, лжи, мимикрии таилось в его атмосфере. Почти каждый выступающий курил фимиам Горбачёву, хотя за кулисами уже велись разговоры о его бесплодности. Каждый выступающий повторял, как мантру, слова о величии теоретического наследия Ленина. А ведь уже в это время имя Ленина вовсю полоскали, не встречая отпора, либеральные издания.

Вот как начал своё выступление на съезде первый секретарь Московского горкома партии Борис Николаевич Ельцин. Цитирую по стенограмме. «На одном из съездов партии, где были откровенные доклады и острые обсуждения, а затем делегаты выразили поддержку единства, Владимир Ильич Ленин наперекор скептикам с воодушевлением воскликнул: «…вот это я понимаю! Это — жизнь!». Много лет минуло с тех пор. И с удовлетворением можно отметить: на нашем съезде снова атмосфера того большевистского духа, ленинского оптимизма, призыва к борьбе со старым, отжившим во имя нового. (Аплодисменты).»

Очень красиво сказано. Но спустя считанные годы ядро ельцинского окружения станет изо всех рупоров внушать обществу, что Ленин был врагом России, увёл её в исторический тупик. На съезде подчеркнуто твердили о сплочённости и единстве партии. Но уже в это время намечался её раскол. Уже в это время наиболее трезвые головы высказывали сомнение в способности Горбачёва руководить страной. И вскоре одним из первых публично взбунтовался посол СССР в Польше В.И.Бровиков.

Вот что он сказал. Цитирую по стенограмме. «Четыре года назад состоялся XXVII съезд КПСС. Он подверг строгому критическому осмыслению прошлое, выработал исторически важные задачи, оптимистические и в то же время реальные. Но давайте, товарищи, вернемся к съезду. Давайте наложим то, что он решил, на то, что у нас выходит на деле. И мы легко заметим, что свернули с пути, начертанного съездом, получили не те результаты, которые тогда закладывали в свои планы.

Вместо ускорения социально-экономического развития (а именно в этом состояла квинтэссенция съезда) идет его замедление. Вместо повышения уровня жизни людей труда наблюдается его снижение. Вместо реформирования системы государственного и хозяйственного управления во многом происходит ее деформирование. И наконец, вместо укрепления партии ведется линия на ее ослабление и дискредитацию. Ведется различными силами: и оппозиционными, и силами, которые внутри самой партии.

Как, товарищи, понимать все это? Съезд ошибся в своих оценках и установках или ЦК, все мы с вами, вместе взятые, оказались не на высоте? Больно, но надо признать второе. ЦК, прежде всего его Политбюро и Секретариат, не подкрепил принятого съездом курса должной организаторской и политической работой. И в этом я вижу один из секретов падения авторитета нашей партии после XXVII съезда. Такая же судьба, кстати, постигла и многие решения пленумов Центрального Комитета, которые также повисли или повисают в воздухе. Словом, весь наш реформаторский пар уходит в гудок, в лозунги и бесконечные дебаты в этом зале и в смежных с ним.