Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века
Шрифт:
Первая волна интенсивных командировок падает на период с 1829 по 1834 г. Осуществиться они смогли благодаря двум разным, но пересекавшимся между собой правительственным программам. Одна была инициирована II Отделением Собственной Е. И. В. канцелярии (основанным в 1826 г. и предназначенным для работ по кодификации законов) и предусматривала широкую подготовку будущих юристов, начинавшуюся при Петербургском университете и продолжавшуюся за границей. Вторая программа принадлежала собственно Министерству народного просвещения, которое открыло в Дерпте специальный Профессорский институт, решавший проблему формирования новых отечественных кадров для высшей школы.
Первыми в Берлин в 1829 г. отправились молодые юристы. 24 января 1828 г. по инициативе М. М. Сперанского было принято решение о наборе шести лучших студентов из духовных академий Москвы и Петербурга для приготовления их при Петербургском университете в «кандидаты Правоведения, кои бы могли со временем заступить места Профессоров» [516] . Выбирая студентов среди учащихся духовных школ, а не университетов, Сперанский, прежде всего рассчитывал на хорошее знание латыни, к тому же, очевидно, вспоминал собственный опыт обучения в семинарии, который мог представляться ему ближе удовлетворяющим поставленным целям, нежели слабый уровень обучения на нравственно-политических факультетах российских университетов конца 1820-х гг., которые по единодушному мнению
516
Сборник постановлений. Т. 2. Отд. 1. С. 122.
После года занятий в Петербурге Сперанскому удалось добиться выполнения следующего шага программы — командировки студентов за границу, которая осуществлялась по ведомству народного просвещения, поскольку (согласно еще первоначальному указу) юноши должны были готовиться к преподаванию юридических наук в российских университетах. 8 сентября 1829 г. Сперанский писал министру народного просвещения К. А. Ливену: «Государю императору было благоугодно, чтобы студенты Правоведения, состоящие в ведомстве II Отделения Собственной Е. И. В. канцелярии и обучающиеся некоторым предметам в здешнем Университете, отправлены были для окончательного их образования в университет Берлинский [517] . Итак, выбор Берлина, очевидно предложенный императору Сперанским, был безусловно поддержан Николаем I и, заметим, совпадал с той памятной резолюцией, которую император начертал при обсуждении записки Г. Ф. Паррота в 1827 г.
517
Санкт-Петербургский университет в первое столетие его деятельности. 1819–1919: Материалы по истории Санкт-Петербургского университета. Т. 1. 1819–1835 / Под ред. С. В. Рождественского. Пг., 1919. С. 489.
11 сентября 1829 г. по указу Николая I из Петербурга в Берлинский университет выехали пятеро студентов, ранее прикрепленных к II Отделению Собственной Е. И. В. канцелярии: К. А. Неволин, А. А. Благовещенский, С. О. Богородский, В. П. Знаменский, С. Н. Орнатский и А. Пешехонов. К ним был причислен также один из лифляндских студентов Дерптского университета Петерсон, главной задачей которого было помогать студентам осваиваться с учебой и общением на немецком языке [518] . Уже 14 октября н. ст. (2 октября ст. ст.) 1829 г. посланные студенты записались в матрикулы Берлинского университета, т. е. дорога не заняла у них более трех недель. Характерно, что при имматрикуляции они вначале хотели упомянуть в качестве места своей прежней учебы Петербургский университет, но затем, видимо после какого-то обсуждения, передумали, решив, что не могут считаться в полной мере его студентами [519] . Общий надзор за студентами в Берлине осуществлял российский посланник, а собственно в университете их курировал 26-летний экстраординарный профессор Август Фридрих Рудорф, который вел с ними ежедневные приватные занятия. Впоследствии научное руководство учебой студентов на юридическом факультете перешло к профессору Фридриху фон Савиньи.
518
Там же. С. 490.
519
См. Приложение 1. Первый из группы, очевидно, самый старший студент А. Пешехонов, внося свое имя в матрикулы, указал Петербургский университет в графе, куда вписывали место своей предыдущей учебы, но потом зачеркнул его, а последовавшие за ним товарищи уже не указывали никакого университета.
Отправляя первую партию своих учеников за границу, Сперанский незамедлительно поставил вопрос о продолжении программы и новом наборе в нее студентов из Петербургской и Московской духовных академий. Желая полностью повторить предыдущий опыт, он хотел набрать по три студента из каждой академии и одного — из Дерптского университета, чтобы помочь остальным освоить немецкий язык [520] . Сформированная таким образом группа включила братьев С. И. и Я. И. Баршевых, Н. И. Крылова, И. В. Платонова (Холмогорова), А. А. Федотова-Чеховского и А. В. Куницына, к которым был добавлен студент из российских немцев (учившийся, правда, не в Дерптском, а в Петербургском университете) А. И. Кранихфельд. А спустя еще два года, 4 октября 1831 г. новые „питомцы Сперанского“ также отправились из Петербургского в Берлинский университет, куда, согласно матрикулам, поступили 19 ноября н. ст. (7 ноября ст. ст.).
520
Санкт-Петербургский университет в первое столетие… С. 490.
Первая партия молодых юристов, хотя и в неполном составе (как явствует из матрикул, в Берлине в конце 1830 г. скончался Пешехонов) вернулась домой в сентябре 1832 г. В Берлинском университете они провели три учебных года, в ходе которых русским студентам удалось даже прослушать последний из университетских курсов, прочитанных Гегелем. Столько же длилась командировка и для второй группы студентов, которые прибыли обратно в Россию в июне 1834 г. По возвращении юристы сразу же привлекались к кодификационной деятельности II Отделения. Кроме того, перед ними была поставлена задача подготовки диссертаций на ученую степень доктора, поскольку именно наличие такой степени, согласно проекту нового университетского Устава (официально утвержденного 26 июля 1835 г.), служило необходимым условием получения должности профессора в российском университете. Чтобы облегчить выпускникам Берлинского университета путь к профессуре, М. А. Балугьянский выхлопотал в 1833 г– разрешение на присвоение им, после сдачи необходимых экзаменов, степени доктора сразу, минуя низшие степени кандидата и магистра. В качестве обоснования Балугьянский упоминал о весьма лестных отзывах профессоров Берлинского университета о поведении, прилежании и успехах в науках студентов из России и даже приводил слова Ф. К. фон Савиньи, что „некоторые из сих студентов по принятии на себя ученого звания, могли бы занять
521
Там же. С. 494.
Последние защиты и окончательное присвоение докторских степеней в августе 1835 г. совпало по времени с началом введения в жизнь нового университетского Устава, который радикально изменил структуру юридического образования в университетах и создал большое количество новых кафедр, нуждавшихся в замещении. Такое совпадение оказалось не случайным, но было подготовлено министром народного просвещения С. С. Уваровым, который, благодаря этому, получил возможность немедленно после утверждения нового Устава распределить по российским университетам ученых-юристов нового поколения [522] . Таким образом, уже в 1835 г. вновь образованные по Уставу юридические факультеты получили 12 новых профессоров высокой квалификации (от чего особенно выиграли Московский, Петербургский и Киевский университеты). Отмечая этот факт, в „Журнале министерства народного просвещения“ указывалось: „Молодые юристы, довершившие свое ученое образование в университете Берлинском, первом между университетами Германскими, и вошедшие в состав юридических факультетов, которые по Уставу университетскому 1835 г. получили новое бытие и новое значение, без сомнения постигнут великую цель, для которой они призваны. От их совокупной, но вместе с тем самостоятельной деятельности, возникнет Наука Законоведения. Она, как нежное растение, взлелеянное благотворными лучами живительной силы государственной, пустит глубокие корни на Русской почве, раскинется пышными ветвями и принесет со временем цветы и плоды, которые сделают честь уму Русского народа“ [523] .
522
Там же. С. 506–507.
523
ЖМНП. 1836. № 12. С. 596.
Возвращаясь вновь к началу командировок в Берлин на рубеже 1820— 1830-х гг., следует указать, что следующим по времени после поездок юристов и, вероятно, даже первым по важности для российской науки являлся приезд сюда выпускников Профессорского института, учрежденного в Дерпте указом от 14 октября 1827 г. [524] . Именно тогда император Николай I, задетый за живое мыслями Паррота о кризисе российских университетов, принял решение о создании специального института, призванного играть роль своего рода подготовительного звена перед отправкой будущих профессоров за границу, где они должны получить окончательное образование.
524
Сборник постановлений… Т. 2. Отд. 1. С. 96.
Профессорский институт предусматривал подготовку в Дерпте двадцати человек, представляющих четыре русских (в узком смысле слова) университета: Московский, Петербургский, Казанский и Харьковский. По образному сравнению А. Е. Иванова, тем самым впервые в стране создавалась „всероссийская аспирантура“, берущая на себя те функции воспроизводства профессорского состава, с которыми не справлялся каждый из этих университетов в отдельности [525] . Начало подготовки будущих профессоров именно в Дерпте, кроме очевидного преимущества, что обучение здесь происходило на немецком языке, на котором им затем предстояло учиться за границей, объяснялось еще и тем, что Дерптский университет на рубеже 1820—1830-х гг. давал образование на порядок выше, чем любой из университетов во „внутренней России“. Об этом писал в своей записке Паррот, к этой оценке присоединялись и последующие историки. „Рассадником умственных сил для России сделался Дерпт, обязанный своим процветанием тому, что он стал вне катастроф, постигших русские университеты, и в непосредственных отношениях с германскими университетами“, — отмечал полвека спустя В. С. Иконников [526] .
525
Иванов А. Е. Указ. соч. С. 72.
526
Иконников В. С. Русские университеты в связи с ходом общественного образования // Вестник Европы. 1876. № 11. С. 87.
Несколько месяцев после принятия решения об открытии Профессорского института ушло на подбор „аспирантов“ (их сходство с последующими поколениями тем усиливалось, что все они должны были выдержать „вступительные экзамены“ при Петербургской академии наук). Не все университеты с одинаковым рвением откликнулись на призыв набирать кандидатов для института, к тому же многие молодые ученые отказывались, считая предложенные условия подготовки (включавшие среди прочего обязательство отработать после окончания учебы не менее 12 лет на профессорской кафедре) слишком суровыми. К февралю 1828 г. удалось собрать 21 претендента на поступление: по семь из Московского, Петербургского и Казанского университетов. Харьковский же университет не прислал никого, и тогда император Николай I, который ранее требовал, чтобы отобранные „непременно были все природные русские“, разрешил все-таки обратиться за дополнительными кандидатами к „нерусскому“ Виленскому университету [527] . Впрочем, затем прислал своих студентов и Харьковский университет, так что из разных городов в Петербург всего съехались 28 человек, из которых после проведенных экзаменов в Дерпт отправились только 19 (нужно учесть, что студентов, которые должны были специализироваться в области восточных языков, оставили при Петербургском университете). Пять из них представляли Московский университет, шесть — Петербургский, четыре — Харьковский и по два — Казанский и Виленский университеты [528] ».
527
Сборник постановлений… Т. 2. Отд. 1. С. 107, 131.
528
О лицах, командированных министерством народного просвещения за границу для приготовления к званию профессоров и преподавателей с 1808 по 1860 г. // ЖМНП. 1864. № 2. С. 340.