Русские святые и подвижники ХХ столетия
Шрифт:
Свой дар прозорливости, как и дар исцелений, священник Мечев скрывал. Но даже случайного наблюдателя удивляло количество имен, читавшихся на литургии, а ведь все эти имена были для отца Алексия живыми людьми, нужды которых он помнил и твердо знал. Иногда, глядя на клочок бумаги с именами людей (которых он никогда не видел), отец Алексий задумчиво произносил:
– Вот этому нужно то-то и то-то.
А каждый день перед ним вырастали новые и новые столбцы имен.
Один из прихожан вспоминал: «Часто не успеешь сказать ему, только начнешь: „Батюшка…“ – а он уже прерывает: „Какой у меня случай был. Недавно приходит ко мне одна женщина…“ И он рассказывает, рассказывает то, что потрясает меня, что является обличением моего греха, что заставляет меня возненавидеть грех, отвернуться от него».
Но заставить его
Награды отца Алексия
Отца Алексия должны были наградить палицей и пригласили в храм Адриана и Наталии, на патриаршую службу. Узнав о готовящемся награждении, Мечев подозвал к себе алтарника и велел принести ему палицу, которая, как он догадался, делалась в его храме. Алтарник, ничего не подозревая, вручил ему палицу. Отец Алексий, очень довольный, взял ее и куда-то унес. Подошел момент награждения; служивший в храме отец Павел получил от Патриарха митру, а отец Алексий остался без палицы – к полному удивлению всех. Как оказалось, он сам спрятал ее в углу за аналойным столиком и таким образом избежал публичных почестей. Через неделю его вызвали к митрополиту Евсевию, и уже от него отец Алексий получил свою палицу – тихо и по-домашнему.
В 1920 году прихожане решили выхлопотать своему батюшке наградной крест с украшениями. И вот настал день, когда отец Алексий был вызван на патриаршую службу и получил этот крест. Вечером все с волнением и радостью ждали его. Храм был, как всегда, переполнен. Началась вечерняя служба, а отца Алексия все не было. Наконец он приехал и сразу направился в алтарь. Но на его лице не только не было радости, но даже обычной улыбки, он казался встревоженным и огорченным. По окончании богослужения все священники вышли, чтобы поздравить настоятеля с наградой. И тут отец Алексий обратился ко всем присутствующим, ко всем, кто радовался его награждению. Закрывая лицо рукой, он говорил, что готов всем служить, но это внимание призывает его к еще большим трудам, а силы его слабеют, и что же он может дать больше того, что дает? Речь его прерывалась слезами. «Казалось, этот крест с камушками совсем задавил его», – вспоминал священник Георгий Тревогин. В конце этой потрясшей всех исповеди отец Алексий с глубочайшим смирением поклонился до земли, прося у всех прощения.
Недавняя радость была забыта. Многие уже жалели, что возложили на отца Алексия новую скорбь. Народ тихо расходился. И тут один из духовных детей Мечева не выдержал такого самоуничижения священника. Встав неподалеку от амвона, он начал говорить в защиту батюшки: «Вас, отец Алексий, знает не только вся Москва… Вы…» Старец грустно и тихо прервал его: «Миша, тебе это только так кажется. Если бы ты только знал, сколько мне дал Господь, сколько оказал милостей, ты бы так не говорил… Я должен был быть гораздо лучше».
Во главе московского духовенства
Патриарху Тихону нужно было объединить московских священников, и он обратился к отцу Алексию. Священник Мечев стал председателем объединения московского духовенства. В этой должности многие ценили его слово и его поддержку, но, как писал о. Павел Флоренский, большинству все же приходилось «в известный момент досадовать на эту поддержку, которая отказывалась быть столбом, твердо стоящим, куда его врыли». Например, отец Алексий всегда внушал, что любовь выше устава. Все знали, что он преодолевал устав, когда этого требовали любовь и жалость. Но вот пошла волна «обновления». Устав решили изменить, упростить – со ссылкой на требование любви. И тут отец Алексий оказался решительным и непримиримым, не допускающим никаких уступок «обновленцам». Как отмечал Флоренский, для него сам устав был «святыней, запечатленной любовью, и эта святыня не могла быть отменена, но заливалась в известные моменты живым вдохновением любви, которое непреодолимо текло поверх всех плотин».
Когда Патриарх Тихон оказался под арестом, власть в Церкви захватили священники-обновленцы, тесно сотрудничавшие с ГПУ. В 1922 году по всем церквам разослали
«Он отвернулся, покраснел и, не глядя на меня, начал говорить об общем трудном положении Церкви, иногда безвыходном, когда приходится уступать, чтобы спасти хоть нечто и некоторых, когда люди добровольно идут на мученичество. Потом вдруг круто оборвал, поднял голову, лицо его преобразилось, глаза стали темными и глубокими, и он, как бы весь вспыхнув от внутреннего огня, голосом, полным любви и страдания, сказал:
„Я не могу требовать от других священников мученичества… Бог мне этого не велел. А я… я сам… Мое дело другое… особое… Я одинокий, сижу в берлоге (так он называл свою комнату. – Д. О.), я решаю только за себя… Я подписывать не буду“, – глухо сказал он».
В Москве лишь единичные приходы сохранили верность Патриарху Тихону, поминая его на службах. В их числе были храм Святителя Николая и Данилов монастырь.
В том же 1922 году в столице началась кампания по изъятию церковных ценностей. Дорого обошелся отцу Алексию тот день, когда комиссия прибыла в его храм. Он был спокоен и ласков, как всегда, подбадривал и благословлял, но близкие видели, что он еле держится на ногах. Силы его, которые никогда не были богатырскими, быстро таяли. Теперь, когда священники собирались в его доме на совещания, он участвовал в них, лежа в кровати. Его огромное сердце, всегда открытое для всех, уже не выдерживало…
Как-то Патриарх Тихон попросил отца Алексия в случае смерти отпеть его. «Нет, это ты будешь отпевать меня, – ответил отец Алексий. – А я… я встречу тебя там».
Смерть и погребение отца Алексия Мечева
«Я скоро умру, – сказал старый священник друзьям за два месяца до кончины. – Но в день моих похорон будет величайшая радость для всей Русской Церкви».
Протоиерей Алексий Мечев скончался 9 июня 1923 года от паралича сердца. А 15 июня Москва вышла на похороны маросейского батюшки. «Торжественно прошла литургия. Нет, нет, невозможно было не плакать! Но что это были за слезы! Плакали мы о своем сиротстве, что здесь на земле больше не увидим своего батюшку, отца и наставника, и с этим растворялась радость, что это временная разлука и мы снова по его обещанию там будем с ним! Отпевание длилось долго. Наконец начались приготовления к поднятию мощей его. Мы, певчие, выстроились все около гроба своего старца, отдали свое последнее целование и пошли вперед. Подняли гроб, двинулась во главе с преосвященным Феодором процессия и все духовенство. Громко запели мы „Святый Боже“… Народу было – стена. Это было похоже не на похороны, а на прославление мощей», – вспоминала Мария Тимофеева.
Лубянка была запружена народом, не ходили трамваи. Во всех храмах, мимо которых шла процессия, звонили колокола. Когда шествие приблизилось к кладбищу, идущие впереди с удивлением увидели, что похороны встречает Святейший Патриарх Тихон. Только накануне освобожденный из-под ареста святитель через всю Москву отправился на погребение своего друга. Возле гроба Патриарх начал литию. Вторую литию он отслужил у могилы, затем благословил батюшку и первым бросил горсть земли. После панихиды он обратился к народу: «Вы, конечно, слышали, что меня лишили сана, но Господь привел меня здесь с вами помолиться…» И тут все кладбище огласилось криками: «Святейший! Отец наш родной! Архипастырь, кормилец!» Патриарха буквально забросали цветами. В течение трех часов его не отпускали с кладбища, народ сплошным потоком шел под его благословение. День похорон отца Алексия Мечева, как и предсказывал старец, действительно стал днем величайшей радости для Церкви.
Чудеса от мощей
В дни перед похоронами народ день и ночь шел ко гробу отца Алексия. «Около гроба была одна отрада и утешение, а не слезы, – вспоминала его духовная дочь. – Батюшка утешал и не давал плакать… Были больные и бесноватые, которые и кричали, и исцелялись. От батюшкиного тела исходило благоухание – так ощущали многие из нас».
Мощи отца Алексия оказались нетленными, это обнаружилось в 1934 году. Лазаревское кладбище тогда было закрыто, и несколько духовных детей отца Алексия решили перезахоронить старца на Введенских горах.