Русские святые и подвижники ХХ столетия
Шрифт:
Елисавета уходит, оставив в камере террориста Евангелие и икону. Первый раз после смерти мужа улыбка озаряет измученное лицо княгини, когда она узнает, что подаренную икону Каляев положил под подушку…
После смерти мужа в ней происходит резкая перемена. Постный стол – зелень и хлеб, иногда молоко – до конца дней становится ее правилом. Она поручает себя небесному покровительству преподобного Сергия и ничего не предпринимает без благословения старцев Оптиной пустыни, которым отдает себя в полное послушание. Из дворца она переезжает в скромный дом на Ордынке, где оставляет себе только две небольшие комнаты. Свои драгоценности делит на три неравные части: часть возвращает казне, часть распределяет между ближайшими родственниками, а третью, самую большую
В Москве, на Ордынке, княгиня создает знаменитую Марфо-Мариинскую обитель и становится ее настоятельницей. Община быстро расцветает, и в нее вливается множество сестер – как из аристократического общества, так и из народа. Поступая в обитель, сестры приносят обет совершать под покровом Церкви дело служения ближним – бедным и больным.
2 апреля 1910 года великая княгиня Елисавета принимает монашеский постриг в церкви Святых сестер Марфы и Марии.
«Великая княгиня Елисавета Федоровна была редким сочетанием возвышенного христианского настроения, нравственного благородства, просвещенного ума, нежного сердца и изящного вкуса, – писал протоиерей М. Польский. – Трудно отдать себе отчет в том, что никому уже больше не удастся встретиться с этим существом, настолько отличавшимся от всех остальных, до такой степени превышавшим средний уровень и приковывавшим к себе всеобщее внимание своей необычайной красотой и очаровательностью, а также бесконечной своей добротой. Привлекала она людей без всякого усилия с ее стороны, и всем казалось, что она витала в высших сферах, содействуя при этом и другим подняться на ту же высоту. Она никогда никому не давала чувствовать степени своего превосходства над кем бы то ни было, а наоборот, и при этом без ложного самоунижения, умела вызывать в каждом присущие таковому лучшие его качества».
Однако клевета не щадила и ее. Княгиню вместе с императрицей Александрой Федоровной обвиняли в излишнем сочувствии к пленным немцам и чуть ли не в измене…
1 марта 1917 года взбунтовавшаяся толпа окружила дом настоятельницы Марфо-Мариинской обители. Несколько вооруженных людей, в основном из выпущенных на волю заключенных, пришли, чтобы арестовать ее, как… германскую шпионку. Они утверждали, что в обители скрываются германские князья и спрятано оружие. Великая княгиня повела себя с присущим ей самообладанием. «Войдите», – сказала она. Потом приказала сестрам собраться в церкви для пения молебна и повернулась к вошедшим: «Можете пройти в церковь, но оружие оставьте у входа». Те подчинились. После молебна Елисавета подошла к кресту, сделав знак революционерам следовать за ней. Обаяние ее облика было так велико, что произошло невероятное: все они, один за другим, приложились ко кресту! «Теперь идите на поиски того, что думаете найти», – сказала Елисавета. Но поиски длились недолго. Вскоре революционеры вернулись к толпе со словами: «Это монастырь, и ничего больше».
«Очевидно, мы еще недостойны мученического венца», – сказала Елисавета сестрам. Но мученический венец был близок к ней, как никогда.
Вскоре правительство принесло настоятельнице свои извинения. Ей даже предложили переехать в Кремль, мотивируя это тем, что так легче будет охранять ее. «Если вам трудно охранять меня, – спокойно ответила княгиня, – прошу отказаться от всякой к этому попытки».
Летом 1917 года в Россию по особому поручению германского императора приехал шведский министр. На аудиенции у княгини он настоятельно советовал ей покинуть Россию. Но Елисавета отказалась покинуть страну, которая стала для нее родной. Через некоторое время немецкое командование в лице графа Мирбаха добилось согласия большевиков на выезд великой княгини. Дважды после Брестского мира Мирбах просил княгиню принять его, и оба раза ему было отказано. Свой отказ бывшая принцесса Гессен-Дармштадтская мотивировала тем, что Мирбах – представитель враждебной державы!
В одном из писем великая княгиня писала: «Необходимо направить все мысли на чудную нашу страну (курсив мой. – Д. О.), чтобы узреть все совершающееся в ней в настоящем свете и иметь возможность
Бесчинства, творимые большевиками, не вызывали у княгини и тени озлобления. «Народ – дитя, он не повинен в происходящем, – говорила она. – Он введен в заблуждение врагами России».
Сами преступники вызывали у нее жалость.
«Россия и ее чада в данный момент не ведают, что делают, наподобие больного ребенка, которого каждый во много раз ценит в таком состоянии, чем когда он весел и здоров, – писала она в одном из писем. – Каждый стремится облегчить его страдания, помочь ему и научить его терпеливо переносить все невзгоды. Это как раз то, над чем я с каждым днем все больше и больше задумываюсь».
В последний путь
Большевики приказали великой княгине присоединиться к императорской семье в Екатеринбурге. Времени на сборы ей не дали. Под конвоем латышской гвардии настоятельница Марфо-Мариинской обители была отправлена на вокзал. Сестры рыдали, чувствуя, что «матушку» забирают навсегда. Самой же княгине сказали, что на новом месте она будет сестрой милосердия. В дороге, как вспоминали очевидцы, Елисавета была воодушевлена, радовалась предстоящей встрече с сестрой-императрицей. Но увидеться в жизни земной им не пришлось.
В конце мая 1918 года Елисавету перевезли в Алапаевск и поместили на окраине города под охраной караула. Чтобы не сидеть без дела, княгиня работала в огороде, много молилась. Однажды ее даже навестили местные крестьяне: по русскому обычаю они поднесли ей хлеб-соль. На полотенце грубого деревенского полотна было вышито: «Матушке Великой Княгине Елисавете Феодоровне от верных слуг Царя и Отечества, крестьян Нейво-Алапаевской области Верхотурского уезда».
В ночь на 5 (18) июля 1918 года княгиню вместе с четырьмя князьями – членами царского дома Романовых – вывезли из Алапаевска. Их земной путь закончился в двенадцати верстах от города по Верхотурскому тракту в шахте под названием «Нижняя Селимская». Из всех мучеников только один был застрелен. Остальных с завязанными глазами подвели к шахте и столкнули вниз живыми, а потом забросали гранатами.
Шахта была глубиной шестьдесят метров, но великую княгиню и князя Иоанна Константиновича спустя несколько месяцев нашли на глубине пятнадцати метров, на выступе шахты. Обе гранаты, попавшие на выступ, не взорвались. Они так и были найдены рядом с телом Елисаветы. Будучи сама тяжело ушиблена, великая княгиня в кромешной тьме сделала перевязку князю Иоанну, разорвав подол своего платья. Святая была жива по крайней мере весь следующий день: проезжавший мимо крестьянин слышал пение Херувимской, доносившееся из шахты. Умирая последней, святая Елисавета молилась о замученных родственниках…
В начале октября 1918 года окрестности Алапаевска заняла армия Колчака. По прошествии трех месяцев со дня казни тело мученицы Елисаветы было найдено совершенно целым и нетронутым тлением, с одними лишь ссадинами и кровоподтеками! Господь снова прославлял своих святых[17].
Когда красные перешли в наступление, мощи пришлось эвакуировать. Вместе с отступающими белыми частями останки Елисаветы Федоровны увозили все дальше на восток, пока поезд не прибыл в китайский город Харбин. Во время остановки мощи великой княгини были освидетельствованы. Оказалось, что и по прошествии года тело мученицы пребывает нетленным: оно только высохло. Игумен Серафим, сопровождавший останки, рассказывал, что из гроба великой княгини исходило дивное благоухание… Мощи святой Елисаветы были доставлены в Иерусалим. Усыпальницей для великой княгини была избрана крипта под нижними сводами русской церкви Святой Марии Магдалины. (Много лет назад Елисавета была на освящении церкви вместе с мужем Сергеем Александровичем и высказала пожелание быть погребенной в этом храме.)