Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II
Шрифт:
В начале главы, ради связности изложения и полноты анализа, нам придется отступить хронологически на шаг назад: уже на излете яростного ратоборства с местным высшим клиром виленская администрация приняла решение, последствия которого, скорее всего незапланированно, способствовали переходу к новой политике «переделки» католицизма.
Упразднение Минской римско-католической епархии
Упразднение Минской епархии в 1869 году явилось для генерал-губернаторской администрации менее сложной задачей, чем «шахматная партия» с епископом Тельшевским М. Волончевским (см. гл. 6 наст. изд.), но и здесь административный произвол притормаживался соображениями канонической легитимности и конфессиональной дисциплины. Вообще, идея перекройки административно-территориальных границ с целью противодействия польскому и католическому влиянию была в тот период весьма популярной в высшей бюрократии. Вскоре после Январского восстания в МВД обсуждался вопрос о прирезке нескольких восточных уездов Северо-Западного края (от Могилевской, Витебской и Минской губерний) к великорусским и малороссийским губерниям; в 1865 году А.Л. Потапов, тогда помощник виленского генерал-губернатора, предложил расформировать Ковенскую губернию, перераспределив ее уезды между Виленской и Курляндской [1797] . Если губернские границы не так легко поддавались перепланировке (кажется, изъять губернию целиком из состава генерал-губернаторства и перевести ее в непосредственную юрисдикцию центральных
1797
Горизонтов Л.Е. Парадоксы имперской политики. С. 58–59; Сталюнас Д. Проблема административно-территориальных границ в «национальной политике» имперской власти: Ковенская губерния в середине XIX века // Российская империя: стратегии стабилизации и опыты обновления / Ред. М.Д. Карпачев, М.Д. Долбилов, А.Ю. Минаков. Воронеж, 2004. С. 147–166.
Инициатором явился киевский генерал-губернатор А.П. Безак, который еще в ноябре 1865 года, вскоре после своего перевода в Киев с поста оренбургского генерал-губернатора, выступил с программой минимизации католического присутствия в трех губерниях Правобережной Украины. По мнению Безака, Российская империя не могла позволить католической церкви процветать на границе с австрийской Галицией, где развивалось русофильское движение среди русинов-униатов, которые должны были видеть в России православную страну. Помимо упразднения института Каменец-Подольской епархии (т. е. епископальной кафедры, капитула, консистории и семинарии) и передачи остающихся приходов в ведение Луцко-Житомирского епископа, генерал-губернатор ратовал за закрытие всех монастырей и резкое сокращение числа костелов [1798] . При этом центр самой Луцко-Житомирской епархии предлагалось перенести из Житомира в Киев – для усиления административного надзора за деятельностью высшего клира. Словом, на ментальной карте Безака институциональное смещение католицизма к востоку ассоциировалось не с угрозой православию в сердце России [1799] , а, напротив, с устранением препятствия к упрочению позиций в Галиции – на западной оконечности «исконно русских» земель, лежащей по ту сторону имперской границы.
1798
Одна из ранних версий предложения Безака (в письме главноуправляющему III Отделением кн. В.А. Долгорукову от 10 ноября 1865 г.): ГАРФ. Ф. 109. Секр. архив. Оп. 2. Д. 708. Л. 1–9 (здесь же неподписанная копия критических замечаний П.А. Валуева от 14 ноября 1865 г.).
1799
Для одного из оппонентов Безака в Петербурге – директора ДДДИИ Э.К. Сиверса эта угроза была столь очевидна, что он в своей критике довольствовался постановкой риторического вопроса: «…было б ли желательно иметь римско-католическую кафедру в Киеве?» (РГИА. Ф. 821. Оп. 138. Д. 45. Л. 170).
Предложения Безака рассматривались в марте 1866 года в особом Комитете (в составе министров внутренних и иностранных дел, главноуправляющих II и III Отделениями СЕИВК, обер-прокурора Св. Синода, а также киевского и виленского генерал-губернаторов), периодически созывавшемся Александром II для обсуждения отношений с Римской курией и положения католицизма в империи. По вопросу об упразднении Каменец-Подольской епархии план Безака получил поддержку большинства. В меньшинстве оказался П.А. Валуев, чье мнение отразило еще сохранявшуюся в имперской элите готовность считаться с нормами канонического права, обязательными для католического клира: «…практическое введение в действие подобной меры встретит различные затруднения. Епископы отправляют обязанность своего сана в силу духовных властей, полученных от Римского престола. Придется правительственным распоряжением прекратить действие властей, которыми ныне облечен один из Ю[го-]З[ападных] римско-католических епископов, и расширить пределы властей другого». Проводя грань между сферами полномочий светской и духовной власти, Валуев аналогичным образом пытался очертить предел, за которым репрессии против католического клира становились неправомерными:
…упразднение одной епархии составляет меру, направленную прямо против Римско-католической церкви, а не против заключающейся или обнаруженной в ней у нас примеси политического элемента. Замкнутость и обособление монастырского быта облегчают такое влияние этой примеси и потому могут служить объяснительными причинами закрытия монастырей. Епископальная кафедра не представляет этих свойств. Упразднение ее должно отразиться на всей пастве, для которой она была учреждена, а пренебрежение к нуждам и интересам этой отдельной паствы есть вместе с тем пренебрежение и к общим нуждам и интересам той церкви, которой она составляет часть [1800] .
1800
Там же. Л. 173 (копия особого мнения Валуева от 23 марта 1866 г.).
Хотя Валуев, подобно Каткову, исходил из упрощенного представления о «примеси» политики или национализма как о явлении, «портящем» религиозность (между тем едва ли, например, закрытие монастыря, помогавшего польским повстанцам, могло бы оставить вовсе безразличными проживающих по соседству вполне аполитичных католиков-крестьян) [1801] , его предупреждение насчет допустимой меры насилия было проницательным. Однако в 1866 году, в преддверии разрыва конкордата 1847 года, возобладала иная точка зрения, и Каменец-Подольскую епархию упразднили без всякой оглядки на Святой престол.
1801
Впрочем, фраза Валуева об «объяснительных причинах закрытия монастырей» позволяет предположить, что он считал и эту меру задевающей религиозные чувства всей паствы, но все-таки поддающейся легалистской интерпретации, выгодной властям.
Черед Минской епархии настал не сразу. К.П. Кауфман, под чьим управлением католические приходы закрывались тогда один за другим в рамках кампании массовых обращений в православие, не желал отдавать Безаку пальму первенства в католикоборстве и начал было подготовку упразднения минской кафедры. Но как раз в это время возникли затруднения с передачей приходов бывшей Каменец-Подольской епархии под новую юрисдикцию: если лишившийся кафедры епископ Антоний Фиалковский безропотно принял решение властей и удалился на покой в Симферополь [1802] , то не отличавшийся подобным конформизмом Луцко-Житомирский епископ Гаспар Боровский отказывался брать под свою ответственность территорию, канонически за ним не закрепленную. Опасаясь повторения этой коллизии в Минске, исполнение кауфмановского плана отложили.
1802
Там же. Л. 331 об. (из справки ДДДИИ с характеристиками епископов). В 1872 году престарелый Фиалковский с согласия Святого престола будет возведен в сан архиепископа Могилевского и займет должность митрополита
Вопрос был поставлен снова во всеподданнейшей записке Э.Т. Баранова «О Римско-католическом духовенстве в северо-западных губерниях» от декабря 1867 года. В отличие от Каменец-Подольской, Минская епархия не прилегала к государственной границе и не представляла интереса для деятелей, которые связывали проблему католицизма с геополитической стратегией на западе империи. Тем не менее в аргументах в пользу ее отмены недостатка не было. Баранов указывал на сравнительно малое число католиков в данной епархии: если в соседней Виленской насчитывалось около 840 тысяч человек, а в Тельшевской – так и вовсе и более миллиона, то в Минской – всего-навсего около 150 тысяч. Стоило ли расходовать казенные средства на содержание штата епархиального управления при таком малолюдье? Между тем при соединении с Виленской численность католиков в этой укрупненной епархии составила бы примерно 990 тысяч – как полагал Баранов, отнюдь не чрезмерная обуза для одной епископальной кафедры: «Если православное население Виленской, Ковенской и Гродненской губерний в составе почти 770 тысяч душ обоего пола может быть соединено в одной Литовской православной митрополии, то не представляется никакого основания для более сложной церковной администрации римско-католиков Виленской, Гродненской и Минской губерний» [1803] . (По сравнению со средней католической епархией в той или иной европейской стране это была, конечно же, огромная численность.)
1803
LVIA. F. 378. Ap. 216. B. 308. L. 22–23.
Главный же довод против дальнейшего существования отдельной Минской епархии имел прямое отношение к продолжившейся при Баранове с новой силой кампании массовых обращений в православие. Организаторы кампании опасались, что пребывание в Минске церковной администрации помешает окончательно оторвать новообращенных от прежней веры, а сама фигура епископа может послужить символом сопротивления православному миссионерству. Опасения эти понять можно, но если угроза и существовала, то скорее потенциальная, чем реальная: занимавший тогда минскую кафедру епископ Адам Войткевич, в прошлом профессор Петербургской католической духовной академии, не был замечен ни в содействии повстанцам, ни в рвении защищать свою паству от чиновников-обратителей. Согласно подготовленной в ДДДИИ в 1866 или 1867 году справке (Войткевич – «ума обыкновенного, не фанатик»), «особенно неблагоприятных сведений о нем не имеется, но подвергался неоднократным денежным штрафам за нарушение правительственных распоряжений» [1804] . Еще задолго до Январского восстания Войткевич водил знакомство с православным архиепископом Минским Михаилом Голубовичем [1805] и его предшественником архиепископом Антонием Зубко.
1804
РГИА. Ф. 821. Оп. 138. Д. 45. Л. 330 об. Так, в марте 1865 года М.Н. Муравьев распорядился взыскать с Войткевича штраф в 500 рублей за попытку приостановить перечисление в православие прихожан закрытого Логишинского костела – тех самых, которые впоследствии упорно отстаивали свое право исповедовать католическую веру (Там же. Оп. 125. Д. 915. Л. 28–29 – донесение Римско-католической духовной коллегии министру внутренних дел от 24 марта 1865 г.).
1805
Примечательно, что Баранов выдвинул предложение закрыть Минскую епархию одновременно с ходатайством о замене Голубовича в должности минского архиепископа более энергичным архиереем, способным остановить «попятное движение» новообращенных назад в католицизм (см. гл. 7 наст. изд.). Получалось, что православный архиепископ и католический епископ вместе поплатились за сравнительно миролюбивые взаимоотношения, связывавшие их с давнего времени.
Единственный известный мне решительный шаг, который Войткевич предпринял в 1866 году в ответ на разгул чиновничьего «обратительства», – опровержение статьи в газете «Виленский вестник», где утверждалось, что один из перешедших в православие минских ксендзов, Генрих Сушинский, до этого претерпел от епархиального начальства гонения за свою верность России во время мятежа. Согласно письму Войткевича, причиной действительно имевших место дисциплинарных взысканий – впрочем, не суровее епитимьи в Несвижском монастыре доминиканцев – стал алкоголизм Сушинского. Не без живости епископ повествовал, как за пару лет перед тем злосчастный ксендз явился в Минск и «три дни сряду кутил по кабакам и пьянехонький, едва собою владеющий со срамом для всего духовенства таскался по улицам города». Изумляясь абсурдности предположения, будто в монастыре, как в подземной тюрьме, можно в течение нескольких лет втайне от властей держать узником неугодного духовному начальству священника, епископ требовал назвать имя корреспондента и грозил в случае отказа подать жалобу об «оклеветании меня и моего духовенства» [1806] . Развенчание Сушинского бросало тень и на других перешедших в православие ксендзов, в чьих религиозных и моральных добродетелях, а равно и в духовной мотивации обращения сами их покровители из виленской администрации весьма сомневались, так что опровержение Войткевича кануло в редакционный архив, а сам он не исполнил угрозы насчет жалобы в высшие инстанции.
1806
РО ИРЛИ. Ф. 569. Ед. хр. 167. Л. 1–3 об. (письмо Войткевича М.Ф. Де Пуле от 22 декабря 1866 г.).
Вернемся к предложению Баранова. При обсуждении в созванном в очередной раз особом Комитете в декабре 1867 года оно произвело разногласие. Четверо сановников – А.М. Горчаков, П.А. Валуев, главы II и III Отделений СЕИВК С.Н. Урусов и П.А. Шувалов – возражали против упразднения Минской епархии. Ратовавшие за упразднение генерал-губернаторы Безак и Баранов остались в меньшинстве, но не одни против четырех министров, а вместе с обер-прокурором Синода Д.А. Толстым, мнение которого по данной проблеме имело большой вес. Аргументация меньшинства сочетала в себе отрицание ссылок на неканоничность намеченной меры (тем более резкое, что разрыв конкордата уже состоялся) со сдержанным признанием того, что негоже надолго лишать католическую паству епископского возглавления. В отличие от схемы упразднения Каменец-Подольской епархии, епископа предлагалось не удалить на покой, а – независимо от папской санкции – поставить во главе имеющей образоваться укрупненной епархии с центром в Вильне. Заодно, по мнению трех членов комитета, легко решалась и другая проблема: «Католики нынешней Виленской епархии, не имеющей преосвященного со времени удаления Красинского, получили бы епископа» [1807] .
1807
РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 21. Л. 7, 37–37 об. (журнал заседания Комитета от 24 декабря 1867 г. и изложение дела в позднейшей справке ДДДИИ, 1869 г.). В администрации Северо-Западного края в 1867 году циркулировала также идея об ином способе ликвидации Минской епархии – о присоединении ее к Могилевской архиепархии, т. е. административном сближении с Великороссией. Такое предложение высказал, в частности, минский жандармский штаб-офицер подполковник Штейн, живо интересовавшийся ходом обращений католиков в православие (ГАРФ. Ф. 109. 1-я эксп. Оп. 42. 1867 г. Д. 5. Ч. 4. Л. 9 об. – донесение Штейна шефу жандармов о «положении умов» от 2 марта 1867 г.). Штейн зрил в будущее: в 1883 году территория Минской губернии по указу Александра III и булле папы Льва XIII была подчинена архиепископу Могилевскому.