Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II
Шрифт:
«Теория» Брафмана быстро нашла применение в бюрократическом дискурсе. Благодаря интригующей неопределенности понятия о кагале она позволяла свести самые разнородные еврейские требования и пожелания к единой причине – преднамеренной и зловещей «замкнутости» еврейства. Варьировались лишь воображаемые или домысливаемые воплощения этой обособленности. Евреи, как в случае жалоб на Собчакова, могли даже протестовать против меры, грозящей замедлить их выход из культурной изоляции, но ответом им становилось обвинение в обратном – хитроумной, «талмудической» стратегии увековечения обособленности. В рассмотренном выше эпизоде забота группы виленских евреев, маскилов или сочувствующих им, о поступлении юношей в университет была расценена местными властями как ширма, за которой «кагал» готовил удаление выпускников раввинского училища из начальных еврейских школ – главного источника русской грамоты для еврейских детей.
Собчаков сохранил должность директора, но скандал вокруг него привлек к мероприятиям ВУО в еврейской политике более пристальное внимание МНП. Приказав не давать жалобам дальнейшего хода, Д.А. Толстой, тем не менее, рекомендовал Корнилову, «ввиду заявления многих лиц… обратить особое внимание как на самого г. Собчакова, так и на раввинское училище…» [1760] . Выразив свою обеспокоенность положением дел в раввинском училище, министр ослабил позицию защитников отдельной системы образования для евреев, к которым в тот момент принадлежали ведущие администраторы ВУО.
1760
РГИА.
Страсти по еврейским училищам
Независимо от перипетий истории с Собчаковым, к концу 1866 года будущая судьба отдельных еврейских училищ явилась предметом довольно оживленной бюрократической дискуссии в ВУО. Такой обмен мнениями поощрялся самим руководством МНП, нуждавшимся в отзывах с мест для пополнения данных, собранных в 1864 году А.Ф. Постельсом. Выжидательная тактика МНП объяснялась, помимо прочего, и сменой министра. В апреле 1866 года, после обсуждения отчета Постельса в Ученом комитете МНП, министр А.В. Головнин одобрил текст представления в Государственный совет о новых мерах в области еврейского образования, нацеленных на «сближение евреев с христианами». Главной из них должно было стать разрешение евреям поступать «на общем основании» в учебные заведения, подведомственные МНП, «во всей Империи, не стесняясь местностями, определенными для их оседлости…». Раввинские училища предполагалось сохранить, сделав «необходимые перемены в учебном курсе их и устройстве», а казенные начальные училища – «упразднять по мере уменьшения в них учащихся» [1761] . Итак, отдельные начальные училища должны были умереть естественной смертью, неизбежной при возрастании притока еврейских детей в общие заведения как в черте оседлости, так и за нею. Очевидно, что Головнин оптимистически оценивал готовность евреев воспользоваться даруемым правом. Однако воплотить замысел в жизнь ему не удалось из-за поворота в политике Александра II, спровоцированного покушением Каракозова. Не успев представить свой проект в Государственный совет, Головнин был замещен на посту министра Д.А. Толстым. Толстой, хотя и далекий, как известно, от либерально-просветительского воззрения предшественника на задачи учебного ведомства, не имел тогда собственных рецептов по еврейскому вопросу, а потому начал с изучения головнинских начинаний. Упомянутый выше проект так и не был подан в Государственный совет, но базовую идею о пользе общих заведений для просвещения евреев Толстой воспринял. Тому способствовал и симпатизировавший ему (и поддержавший в полемике о классическом образовании) Катков: статьи в «Московских ведомостях» резко критиковали унаследованные от николаевской эпохи учебные программы еврейских училищ. В этой ситуации Толстой был заинтересован в более свободном обсуждении проблемы в учебных округах еще и потому, что оно давало некоторое время на раздумье.
1761
Георгиевский А.И. Доклад. С. 166–167.
В начале сентября 1866 года Корнилов обязал всех глав училищных дирекций по шести губерниям представить в короткий срок статистический обзор казенных и частных учебных заведений для евреев, а также соображения о том, как привести учебное дело в большее соответствие с интеграционистским приоритетом власти в еврейской политике. К концу 1866 года в Вильне были получены рапорты и записки всех директоров. Спустя несколько недель, в начале 1867-го, директора вернулись к той же теме при составлении отчетов за 1866 год, дополнив и скорректировав прежние заключения. Казенные училища служили не единственным предметом рассуждений (ешивы и хедеры также попали в центр внимания), но именно тем, который породил наибольшие разногласия.
Начать с того, что среди чиновников среднего звена ВУО оформилась явная оппозиция отдельной системе еврейского образования. Стоявшие за ее отмену деятели высказывали свои взгляды развернуто и даже самоуверенно, видимо, предполагая найти одобрительный отклик в вышестоящих инстанциях. Самой заметной фигурой в этой группе был помощник попечителя Корнилова А.К. Серно-Соловьевич, в чьем непосредственном ведении находились три дирекции народных училищ на территории Витебской и Могилевской губерний. Оспаривая соображения подчиненных ему директоров, он отвергал саму концепцию аккультурации, согласно которой, «чтобы преобразовать евреев, сделать их русскими, нужно только научить их русскому языку». Именно такое понимание вещей, по Серно-Соловьевичу, побуждало гипертрофировать роль отдельных училищ как рассадника русской речи, да и роль самого русского языка в интеграции евреев с христианами. Между тем, продолжал он, «опыт говорит противное: поляки, служащие в гражданской и военной службе, вполне владеют русским языком и, однако же, не стали от того русскими, а остались теми же поляками». Более того, сам тип отдельного учебного заведения для евреев казался сомнительным в общеимперском контексте: «…такое же право на это могут иметь и другие народы и племена, обитающие в России…» [1762] .
1762
LVIA. F. 567. Ap. 6. B. 1319. L. 13 ap. – 14 (рапорт Серно-Соловьевича Корнилову от 4 декабря 1866 г.). Напомню, что из аналогичного сравнения со школами для мусульман Бессонов делал вывод о том, что необходимость дальнейшего развития отдельных учебных заведений для евреев оправдывается древностью и жизнестойкостью их религиозно-культурной традиции.
Русскость и еврейскость были для Серно-Соловьевича прежде всего религиозно-культурными, а не этнолингвистическими понятиями. Религиозное обращение еврейской массы он считал достижимой – и достойной – целью правительственной политики:
Для решения вопроса об евреях нам… остается сделать одно: неуклонно и сериозно заботиться о возвышении уровня народного образования собственно русских. Это расширит умственный горизонт нашего народа… предоставит ему надежное средство к соперничеству с другими народами и племенами, обитающими в России. В таком случае материальное существование евреев заставит их не отставать от массы, и у нас может и должно повториться то, что происходило и происходит во всех достигших известной степени образования западных государствах, именно, что евреи станут принимать христианство или, по крайней мере, перестанут верить в талмуд и предписываемые им… правила и, следовательно, перестанут быть евреями [1763] .
1763
Ibid. L. 14–14 ap. На Серно-Соловьевича и сходно с ним мысливших чиновников могла повлиять уже хорошо нам знакомая статья М.О. Кояловича, опубликованная в июле 1866 года. Хотя и посвященная в основном противостоянию «полонизму» и католицизму, она содержит пару сочащихся антипатией абзацев о евреях. Коялович подчеркивал, что «обрусение массы жидов совершенно помимо жидовской веры, т. е. нисколько не трогая нынешних религиозных порядков жидов, – едва ли мыслимо как полезное нам дело…». Для Кояловича существовал лишь один способ подлинного обрусения евреев – переход в православие, обставленный так, чтобы у властей не было сомнений в искренности обращения. Впрочем, даже после обращения евреи не освобождались бы от всех прежних правовых ограничений: крестившимся евреям следовало не стремиться «внутрь России», а оставаться «жить подле жидов», дабы воздействовать на этих последних живым примером (Коялович М.
Однако, в отличие от Брафмана, Серно-Соловьевич помещал переход евреев в православие в относительно удаленную перспективу, видя в нем естественное последствие крупномасштабной образовательной кампании по всей империи. На каком-то этапе он был готов довольствоваться охлаждением евреев к иудаизму (трудно истолковать иначе выражение «перестанут верить в талмуд»), за каковое принимал, как кажется, тип религиозности реформированных евреев в европейских государствах. В приведенной цитате особый интерес представляет националистический мотив, который вскоре подхватят Корнилов и другие администраторы в Вильне: сближение евреев с русскими возможно не в узких рамках специального «еврейского вопроса», требующего особых расходов и усилий, а лишь посредством уврачевания наболевших язв всей России, таких как народная безграмотность. Несмотря на кажущееся прямодушие, эта формула заключала в себе характерную двусмысленность. В устах чиновника учебного ведомства она действительно могла выражать искреннюю заботу о просвещении невежественной крестьянской массы и столь же неподдельное раздражение скудостью казенных субсидий на это благое дело. Но тот же чиновник мог использовать данный тезис для умаления специфики еврейских проблем или для разработки дискриминационной меры, придавая ей вид освобождения евреев от специальной корпоративной повинности [1764] .
1764
Показательно, что аргументация Серно-Соловьевича напоминает софистический трюк И.С. Аксакова, в те же годы «изобретшего» тезис о евреях как о «привилегированном племени» в Российской империи (cм.: Klier J. Imperial Russia’s Jewish Question. P. 193–194). Заявляя, что «такое же право» на устройство отдельных учебных заведений «могут иметь и другие народы и племена, обитающие в России», Серно-Соловьевич, по сути дела, утверждает, что сам «еврейский вопрос» в смысле комплекса особых институтов и мер есть привилегия еврейства.
Примером тому – отчет еще одного противника отдельной системы образования, главы Белостокской (Гродненская губерния) училищной дирекции. В этой дирекции пришлось закрыть введенные в 1864 году при казенных еврейских училищах платные «смены» русской грамотности – ученики утекали оттуда в «муравьевские» народные школы, где преподавались те же самые предметы, но бесплатно. Хуже того, вторые классы основного училищного курса, сокращенного в 1864 году за счет Хае-Адам, Маймонида и молитв, тоже почти опустели: «К чему, думают родители, дети будут учиться долго арифметике, русскому и немецкому языкам, когда можно в народной школе научить ребенка всему, что нужно, употребив времени гораздо менее». Такой результат вовсе не удивителен; удивляет скорее несогласованность действий властей, открывавших в 1864/1865 году платные смены грамотности при казенных училищах и бесплатные народные школы в одних и тех же городах. Белостокский директор, однако, заводил речь не о предсказуемом прагматичном выборе еврейских родителей в пользу бесплатных школ, а о неоправданной выгодности такой системы для евреев. Тот факт, что в Белостоке уже не требовались меры принуждения к обучению детей русской грамоте, означал в его глазах превращение повинности в привилегию. Иными словами, если евреи прекратили противиться отдаче детей в такие школы, есть основания беспокоиться о том, не нашли ли они в этом не предусмотренные правительством блага. Отсюда директор заключал, что отдельное обучение не поведет к слиянию евреев с «общей массой населения» и что вместо казенных еврейских училищ лучше устроить 2-классное общее уездное училище: оно «принесло бы пользу не только евреям, но и христианам, и именно тому среднему классу городского населения, для которого отдавать детей в гимназию не для чего…» [1765] . В скором времени недовольство тем, что при отдельной системе еврейских училищ евреи не участвуют в расходах на образование неевреев, в особенности крестьян, будут открыто выражать ведущие администраторы ВУО.
1765
LVIA. F. 567. Ap. 21. B. 80. L. 126–129 (отчет Белостокского директора за 1866 г.).
Сторонники скорейшего упразднения отдельных училищ составляли в ВУО в начале 1867 года все-таки меньшинство. Но те, кто выступал против отмены, не были командой единомышленников; у них не имелось единой четкой программы развития этой системы. Лишь немногие принципиально защищали казенные училища как лучший из доступных способ внедрения русского языка в еврейскую среду. Один из них – глава Могилевской дирекции А.И. Глушицкий, который, в противоположность Серно-Соловьевичу, видел суть «слияния» именно в усвоении русского языка. Доказывая осуществимость этой цели без прямого обращения евреев в христианство, он ссылался на «Царство Польское, где в прошедшем десятилетии употреблены были все средства к ополячению евреев, полонизм проник не только в общее, но и религиозное образование еврейского юношества, и поляки с свойственною им кичливостию… называли евреев поляками Мойсеева закона» [1766] .
1766
Ibid. Ap. 6. B. 1319. L. 25 ар. – 26 (рапорт Глушицкого от 18 ноября 1866 г.). Как и многие другие тогдашние любители ссылок на европейские прецеденты ассимиляции, Глушицкий забывал о том, что предоставление или (как в случае евреев Царства Польского в конце 1850-х – начале 1860-х годов) надежда на предоставление гражданских прав служили мощным ускорителем языковой аккультурации.
По наблюдениям Глушицкого, общеобразовательные заведения совсем не были популярны среди сколько-нибудь зажиточных евреев. После введения в 1863 году особых стипендий для учеников-евреев общие заведения «сделались приютом для еврейского пролетариата, ищущего образования». Глушицкий давал понять, что расходы на эти стипендии из сумм свечного сбора препятствуют делу массового просвещения евреев: деньги, расходуемые, как он думал, на горстку выходцев из еврейских низов, лучше бы направить на усовершенствование отдельной системы еврейских учебных заведений (училища 1-го разряда «останутся все-таки только школами грамотности, а одною грамотностию нельзя преобразовать целый народ»). Он был единственным из директоров, кто предложил дополнить ее новым звеном – 2-классным уездным училищем, аналогом общеобразовательного уездного училища. По его мнению, туда поступило бы больше учеников из состоятельных еврейских семей, считающих зазорным отдавать детей в обучение вместе с беднотой в примитивных начальных школах, а потому предпочитающих частные заведения. Привлечь их, поднять престиж училищ казалось Глушицкому столь важной задачей, что он допускал ради этого включение в программу «немецкого языка, знание которого необходимо для евреев, занимающихся торговлею…» [1767] . В конце 1866 года подобное предложение имело все шансы вызвать недовольство Корнилова и его виленских советников, которые к тому времени приняли на вооружение идеологему об опасности германизации евреев (и другие главы дирекций торопились «отметиться», предлагая вовсе отказаться от преподавания немецкого [1768] ).
1767
Ibid. L. 26–27.
1768
См., напр., рапорт гродненского директора Балвановича: Ibid. L. 36. Надо, впрочем, принять во внимание, что в Гродно угроза германизации евреев могла казаться реальнее, чем в Могилеве.