Русский романтизм

Коллектив авторов

Глаза сверкают так ослепительно, что вызывают сравнение

с молнией: „большие черные, глаза сверкали, как молнии"

(Соллогуб, „Тарантас", 25). Порою метафора: глаза — огонь

рождает воспоминание о мифе: „еслиб Прометей жил в наше

время, не с неба похитил бы он чудный огонь, но из глаз ее"

(Вельтман, „Стран.", 2 ч., стр. 79).

Для

описания черного цвета волос употребляется сравне-

ние со смолою (Соллогуб, „Метель", стр. 98 — 99; Кукольник,

„Психея", стр. 397; Марлинский, „Мулла Hyp", стр. 38) или

с крылом ворона (Гоголь) или, наконец, с черной тучей (Пушкин,

„Полтава").

Как видим, при помощи красочных сравнений и метафор,

писатели 30-х годов стремятся живописать, но живопись раз-

решает наряду с красочной проблемой и проблему формы и,

стремясь уподобиться живописцам, они не забывают и этого

пластического момента. Путем сравнений и метафор пытаются

точнее определить очертания и линии тела. Ресницы сравни-

вают со стрелами (Гоголь, т. I, стр. 303 — 377), „ресницы,

упавшие стрелами на щеки" (Гоголь, „Вий", стр. 387). Грудь —

с шарами — два мягких шара (Марлинский, „Мулла Hyp",

стр. 38). Грудь — „два полушара, будто негодуя друг на друга,

пробивались сквозь ревнивую ткань..." (Марлинский, I ч., III,

1361

стр. 26; Лермонтов, „Вадим"). Грудь — прозрачные облака,

прикрытые живописно одеждой. „Высокая божественная грудь

колебалась встревоженными вздохами и полуприкрывавшая

два прозрачные облака персей, одежда трепетала и падала

роскошными живописными линиями на помост" (Гоголь).

Волосы — рассыпаются, как облака (Сенковский, т. 3, стр. 167—

168). Грудь — волны, одеяние — пена, их окаймляющая (Вельт-

ман, „Странник", стр. 79). Волосы героини сравниваются с зо-

лотыми волнами хлеба (Полевой, „Аббадонна", стр. 26). Для

определения стройности фигуры женщины писатели прибегают

к сравнению с экзотическими растениями — с лотосом, с паль-

мой (Жукова, т. I, стр. 149;

Загоскин, „Искуситель", стр. 160),

с миртом: „тонкий и высокий стан" героини „Постоялого двора"

Степанова, „стройный и гибкий, как мирт" (стр. 45); с кипа-

рисом— стан у одной из героинь Ган „высок и строен, но

никто не вздумал бы уподобить ее гордой пальме, — нет, то был

скорее кипарис, нежный, гибкий, который, чувствуя себя ли-

шенным опоры, печально клонился к земле". („Номерованная

ложа", стр. 395).

Наконец, в сравнениях своих рассматриваемые писатели

вспоминают не раз животный мир. Красавица уподобляется

в своей легкости и воздушности бабочке (Загоскин, „Иску-

ситель", стр. 62 — 63). Походка героини, легкая и плавная,

вызывает сравнение с серной (Степанов, „Постоялый двор",

ч. IV, стр. 94), с ланью (Пушкин), с пантерой, с ласточкой

(Степанов, „Постоялый двор", ч. 4, стр. 94), с лебедем (Пушкин,

Ган, стр. 428). Шея героини сравнивается тоже с шеей лебедя

(Тимофеев, „Преступление", ч. III, стр. 279; Лажечников, „Ле-

дяной дом", ч. III, стр. 103; Греч „Черная женщина", ч. II,

стр. 249).

В рассмотренных красочных живописных сравнениях две

отличительные черты: 1) они носят часто характер „постоян-

ных", так как отдельные элементы женской внешности сравни-

ваются обычно с одним и тем же предметом, причем выра-

батывается клише: ресницы—стрелы, волосы, как смоль,

зубы — жемчуг, шея—лебединая, глаза, как драгоценные камни

и т. д.; 2) они сплошь да рядом являются „уводящими",

так как отличительные свойство их заключается в отвлечении

читателя в сторону от описания того, что сравнивается,

к описанию того, с чем сравнивается (такие сравнения свой-

ственны вообще романтизму). Например, сравнив румянец

героини с яблоком, Ган подробно описывает малейшие оттенки

яблока: „Видали ли вы в садах Украины спелое наливное