Русский романтизм

Коллектив авторов

роини одной из повестей Соллогуба „темное бархатное платье

чудно выказывало удивительную белизну ее плеч" („Большой

свет", стр. 155). „Черная шляпка с черными перьями, надви-

нутая немного на лоб, резко оттеняла белизну лица" героини

повести Гаи „Джеллаледин" (стр. 144). Бледное лицо и бело-

курые волосы Эммы из „Замка Нейгаузена" Марлинского

„ярко

отделялись от черного камлотового, опушенного горно-

стаями платья" (стр. 112). „Белые плечики" княжны Мэри

в „Герое нашего времени" покрыты „большим пунцовым плат-

ком". Черные, как смоль, волосы героини „Психеи" Куколь-

1361

ника „скользят по белой одежде" (т. I, стр. 397). Соболь во-

ротника Мариорицы в „Ледяном доме" Лажечникова сочетается

с черными локонами (стр. 52). Иногда роль красочного фона

играют друг для друга отдельные элементы внешности кра-

савицы. У княжны в повести „Недоумение" Кудрявцева „вы-

бившийся локон волос черного цвета волнистою лентою лежал

на белой щеке" (стр. 160). У Жуковой рука красавицы атлас-

ной белизны, дотронувшись волос, „заблистала на темных

кудрях" („Самопожертвование", стр. 163), а „светлые волосы

и прозрачная белизна" Олимпии в „Медалионе" Ган едва

оттенялись на щеках ее „румянцем, похожим на розовый отлив

белой розы" (стр. 262).

Живописность женского портрета 30-х годов не только

в красочных контрастах, цветном фоне, описании антуража,

но и в сравнениях и в метафорах, которыми писатели поль-

зуются. Обычно сравнениями хотят они определить цвет

лица, глаз, волос. Чаще всего материал для метафор, сравне-

ний и эпитетов берется из мира цветов — сравнения с розой,

лилией, излюбленные во все времена ; они чрезвычайно

характерны, например, для классицизма. Ольга в „Изгнанни-

ках" Калашникова „румяная как роза". У Вельтмана кра-

савица „покраснела, — так при создании мира, расцвела

в одно мгновение роза". У Франчески в „Суде сердца"

Жуковой „лилейная щека". Иногда при сравнении с розой —

роза индивидуализируется

и дается в определенном цвет-

ном сочетании; у героини Марлинского, например, „румя-

нец подобился розам, плавающим на молоке" („Лейтенант

Белозор", т. I, ч. III, стр. 26). Так же конкретизируется

лилия при сравнении с нею цвета лица героини у Сенков-

ского — „в лилиях ее лица йграл огонь розового цвета,

удивительной чистоты и нежности". („Записки домового",

273). стр. Встречаются и сравнения с цветами, не столь

известными в литературе, как лилия и роза — с цветком

яблони („лицо нежною смесью белого с розовым представляло

подобие цветка яблони", (Сенковский, „Соверш. из всех жен-

щин"), с маком (щечки казачки „свежи и ярки, как мак самого

тонкого розового цвета"—Гоголь, „Вечер накануне Ивана

Купала").

Для определения красок внешности красавицы писатели

пользуются аналогией с плодами — с персиком, нежным и

румяным, с яблоком (Ган, стр. 57, 67). Губы женщины сравни-

ваются с прозрачной спелой вишней (Кукольник, т. I, стр. 488),

с малиной (Соллогуб, „Тарантас", стр. 95). Глаза — „как две

черные вишни" (Лажечников, „Ледяной дом").

В тех же целях живописания применяются метафоры к

сравнения с драгоценными камнями. Губы сравнивают с руби-

1361

нами, кораллами (Лажечников, „Ледяной дом", ч. II, стр. 169, Ган,

стр. 57 — 58), зубы — с жемчугом, глаза — с яхонтом (Тимоф.,

ч. III, стр. 423, „Опыты"), бриллиантами (Сенковский, т. 3,

стр. 258). Порою к драгоценному камню прилагается эпитет,

который подчеркивает блеск, сверкание камня. Так, глаза

сравниваются с сверкающими сапфирами, с отточенным гра-

натом: „глаза блестящие, как отточенный гранат" (Лажечни-

ков, „Ледяной дом"), с горючим агатом (Степанов, „Постоялый

двор", ч. IV, Стр. 4). С агатом же сравнивают писатели

30-х годов волосы героини (Гоголь, „Невский Проспект"). Для