Русский романтизм
Шрифт:
яблоко? Всмотритесь в его сторону, обращенную к солнцу:
как под нежной кожицей рассыпаны коралловые крупинки,
как играет в них жизнь розовая, чистая, воздушная, жизнь
1361
утренней зари и облаков великолепного заката. Таковы были
и щеки Утбалы" (стр. 67). Или у Сенковского героиня выз-
вала сравнение с розой, которую
она „раскрылась ночью и при первых лучах солнца лелеет
на. своих нежных листочках две крупные капли росы, в кото-
рых играет юный свет утра, упоенного девственным ее запа-
хом" (т. III, стр. 258). Любит уводящие сравнения Гоголь:
говоря о щеках и бровях казачки, он сравнивает их с маком
и черными шнурочками, которые подробно характеризует;
овал лица девушки сравнивает он с яйцом, которому посвя-
щает детальное описание („Мертвые души").
Легко заметить, что, живописуя внешность, писатели
30-х годов следуют в красках портрета некоторому опреде-<
ленному шаблону"*). Они имеют готовые раскрашенное клише,
маски с волосами цвета смолы или золота, с глазами-сапфи-
рами, агатами, ресницами-стрелами, зубами-жемчугом, румянцем-
розой, лилейным цветом кожи и т. д. Правда, они стремятся
этот шаблон несколько индивидуализировать, подчеркивая от-
дельные подробности, мелочи во внешности красавицы, свой-
ственные ей одной. Чаще всего эти детали красочные. У ге-
роини Жуковой в повести „Суд сердца" „лазуревая жилка,
тихо бьющаяся под прозрачной кожицей" (стр. 8 — 9). У одной
из красавиц Ап. Григорьева ярко очерчены „синие жилки на
прозрачном облике" („Один из многих"). У Ольги в „Вадиме"
Лермонтова „розовая маленькая ножка, едва р а з р и с о в а н -
ная лиловыми жилками, украшенная нежными прЬзрач-
ными ноготками". У одной из красавиц, обрисованных Ган,
кожа столь нежна и п р о з р а ч н а , что, „казалось, заметно
было б о л е з н е н н о е волнение ее крови" („Напрасный дар",
стр. 19). У другой героини той же писательницы „продолго-
ватое
покрывалось нежным пушком" („Воспоминание Железноводска",
стр. 57 — 58). У одной из женщин, охарактеризованных Ла-
жечниковым „темный з а г а р , напоминающий картины гре-
ческого письма" („Ледяной дом"). Под глазами героины „Вадима"
„легкая коричневая тень". Глаза у героини Ап. Григорьева,
темно-голубые до того, что их с первого взгляда не различили бы
вы с черными" („Один из многих"). „Главную красоту"
!) Этот трафарет в женском портрете отмечается даже самими писате-
лями 40-х годов. Так, гр. Соллогуб говорит: „Повествователи вообще вино-
ваты перед женскими глазами: много вздора было написано им в честь, были
сравнения с звездами и с алмазами, и бог знает с чем" („Метель" стр. 99).
Ср. с героем Т. Готье, который заявляет, что, создавая свой идеал женской
красоты, он не хочет ни лилии, ни снега, ни кораллов, ни черного дерева,
ни алебастра, ни жемчуга, ни бриллиантов, ни звезд... („Mademoiselle de
Maupin *).
1361
женщины, портрет которой дает Павлов в повести „Маскарад",
„составили блестящие глаза, блестящие в точном значении
слова. Вечно в искрах, вечно в лучах, они не давали возмож-
ности вглядеться в их цвет" (стр. 20 — 23). Печорин говорит,
что у кн. Мэри бархатные глаза, „нижние и верхние ресницы
так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках";
„глаза ее без блеска", „они такмягки, они будто тебя гладят".
Так подчеркивается в портрете то жилка, голубая или лиловая,
просвечивающаяся сквозь тонкую кожу, то оттенки глаз и их блеск,
то отсутствие в Них блеска, то коричневая тень под глазами,
то особенный цвет лица: все эти детали придают лицу изве-
стное своеобразие, выделяют его из ряда других. Этому же
способствует и подчеркивание какого-нибудь недостатка в лице