Русский Сюжетъ
Шрифт:
Великий князь переехал к жене, которая самоотверженно ухаживала за ним. Они часто вспоминали Николу и даже послали ему поздравительную телеграмму в день рождения. Ужасная история, изувечившая жизнь их первенца, уже подернулась дымкой забвения.
Прихоти любви непредсказуемы. Перед неаполитанским скульптором Томазо Солари
...Однажды в Павловске мать Николы принимала американского посланника. Тот был заинтригован рассказами о дворце: в мире, как говорили, не существует другого подобного ансамбля.
Великую княгиню подкупил искренний интерес американца и та по-детски бурная реакция на все, что рассказывала и показывала Александра Иосифовна.
– Я чувствую, будто попал в сказку, в старое-старое
царство.
– Так оно и есть, – кивала головой хозяйка. – Здесь ничего не менялось с тех пор, как построили этот красавец дворец. Недавно я приказала отреставрировать мебель, так представьте, на обивку пошел тот же материал, который завезла сюда бабушка моего супруга, императрица Мария Федоровна. Все делалось с мыслью о будущем, с большим запасом. Впрочем, все, кто жил здесь, считали долгом что-то подарить Павловску на память о себе.
И великая княгиня рассказала посланнику, как они в молодости поехали в Париж в качестве частных лиц и под теми же именами, что и некогда будущий император Павел I с супругой, – граф и графиня Северные.
– Знаете, мы с мужем опустошили и свои карманы, и парижские антикварные лавки. Думаю, что больше не появлялось таких покупателей.
Она рассмеялась. И посланник увидел, что великая княгиня еще не так стара и симпатична. Он знал, что после разлада в семье настало примирение, и от души порадовался за павловскую затворницу.
Довольная возможностью показать себя хранительницей такого сокровища, как Павловск, Александра Иосифовна сказала:
– Сейчас все пронизано солнцем, и вы не заметили, что во дворце нет ни керосиновых ламп, ни газовых. Это, конечно, неудобно, и мой маленький двор немножко ворчит и недовольствует. Между нами – ну и пусть... Я никого не держу и легко отпущу каждого в Петербург к этим новомодным штучкам. А здесь... – она вздохнула, – пусть здесь все останется как в старое доброе время.
Через бывший кабинет жены Павла I они спустились в удивительной красоты цветник. Княгиня объяснила, что это место так и называется «Собственный садик».
– Супруга императора Павла была прекрасным ботаником, обожала цветы и самолично за ними ухаживала. Этим занимаюсь и я. Еще играю на клавесине. Привожу в порядок целую груду старинных партитур, которые никому сейчас не нужны. Дети разлетелись, а мы с мужем состарились.
Они еще долго бродили по парку, уйдя далеко от дворца и заглядывая в уже не слишком ухоженные уголки, где стены беседок
– Ба! Ваше высочество, взгляните!
В зарослях кустарника белело мраморное изваяние полуобнаженной красавицы с яблоком в руках.
– Кто это? – заметно нервничая, спросила Александра Иосифовна.
– Да это же американка, любовница вашего сына
Николая!
– Не может быть! Как она здесь оказалась? Не понимаю...
Настроение у нее явно испортилось. И посланник, поняв это, поспешил откланяться.
На следующее утро, призвав к себе управляющего, Александра Иосифовна распорядилась, чтобы мраморную фигуру взяли с указанного ею места в парке и отправили его императорскому высочеству великому князю Николаю Константиновичу в Ташкент.
Никола не обратил внимания на длинный дощатый ящик, прибывший из Петербурга. Он выписывал из России и Европы много чего: станки, строительные материалы, агрегаты для орошения, оборудование для насосных станций, золоченую мебель из Франции, аккуратно упакованные саженцы.
Его работники разбирали каждый свое. И напоминание князю о том, что на железнодорожном складе застрял не числившийся в списках ящик, затерялось среди самых разных докладов и текущих вопросов.
Но однажды один из подрядчиков, приехавших со склада, откашлявшись, сказал:
– Мы, ваше императорское высочество, изволите ли видеть, без вашего дозволения вскрыли ящик-то. За хранение счет выставляют. Вы же сами нашего брата по головке не погладите.
– Что? Какой ящик?
– Да там женщина, ваше высочество. Почитай, в натуральном виде.
– Какая женщина?
– Да кто ж ее знает... Пригожа, надо сказать, дальше некуда. – Подрядчик развел руками и добавил: – Одним словом, мраморная баба на манер тех, что у вас в парке понаставлены, только лежит. По квитанции вроде бы из Санкт-Петербурга. Павловск, что ли...
Что-то кольнуло Николу. Не отрывая глаз от бумаг, он коротко распорядился: «Привезти в дом, – добавил: – нет, не в дом, в парк поставьте, туда, где три березы растут».
За ужином на вопрос жены, что за фигуру устанавливают рабочие на постаменте в парке, великий князь буркнул:
– Так, купил когда-то... – И тихо добавил: – вот ведь, отыскала меня.
Не придавая значения этой фразе, Надежда Александровна, сказала:
– Ну и правильно, что в дальний угол отнесли. И так уж теснотища от этих дев-то...
Двумя днями позже, решив проверить перед сном, хорошо ли заперты вольеры с дорогими обезьянками, приобретенными недавно князем, Наталья Александровна пошла через парк. И вдруг в темноте услышала глухие, безудержные рыдания. Ей подумалось, что, может быть, это кто-то из женщин, работавших у них в доме, оплакивает какое-то свое бабье горе, решила подойти и утешить.
И вдруг на поляне, освещенной яркой луной, она увидела мужа, припавшего к мраморному изваянию. Никола плакал то с хрипом, то с тонким детским повизгиванием и все повторял какое-то слово, которое она не различала. Кисти же его больших рук гладили холодный камень...