Русско-турецкая война 1686–1700 годов
Шрифт:
Русский гонец провел в татарском обозе в общей сложности месяц. За это время крымская орда, как уже было сказано, сначала подошла к Тонким Водам, затем поднялась в верховья рек Молочные Воды и Конские Воды, но русские войска к этому моменту уже отступили выше по Днепру, остался лишь «след великой, и овсы по следу сыпаны, и телеги ломаны». Узнав от одного из захваченных в ходе боя под Каменным Затоном языков, что русское войско отошло к р. Самаре, Батыр-ага 6 июля распорядился отпустить Хивинца. Он вручил ему грамоту к В. В. Голицыну, написанную от своего имени. Гетманского гонца татары решили задержать с целью попытаться использовать его для налаживания сепаратных контактов с украинским казаками. Имущество русскому посланнику не вернули, заявив, что это будет сделано, когда между Россией и ханством вновь воцарится мир. На прощание московскому дипломату было сказано следующее: «а хотя в степи он и пропадет, и они том не тужат» [386] .
386
РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1687 г. Д. 2. Л. 304–311; РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 185. Л. 51–56.
Батыр-ага начал свое послание В. В. Голицыну с выговора, что подобных писем, какое написал русский канцлер хану, «писать таким людям, как ты, не довелось», поскольку это нарушало прежний порядок дипломатической корреспонденции, когда «писывали государи государем». Голицын должен был по сложившейся традиции адресовать свое письмо «ближнему человеку» Селим-Гирея, то есть везиру Батыр-аге. На заявление главнокомандующего, что он идет на Крым с большим войском, везир отвечал, что крымская орда во
387
РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1687 г. Д. 2. Л. 312–321.
388
Там же. Л. 287–289.
П. Хивинец возвратился в русский лагерь 12 июля [389] . Отповедь, которую получил В. В. Голицын в ответ на свой дипломатический зондаж, не сулила политическим планам князя ничего хорошего. Особенно уязвил главнокомандующего упрек Батыр-аги по поводу недопустимости корреспонденции между ним и самим ханом. Выход своему раздражению Голицын дал в ответном письме, отправленном в ханскую ставку опять лично Селим-Гирею через посредничество Неплюева и кошевого атамана 29 июля. Князь выражал недовольство, что вместо ханского ответа получил «лист» Батыр-аги, наполненный «непристойных слов». Особое возмущение его вызвало то, что хан ранее принимал письма от своего «друга» гетмана Самойловича (ныне свергнутого, см. об этом далее), который, как писал Голицын, «менши меня чином и породою», также как и от гетманов и канцлеров Речи Посполитой, а ему ответить отказывается. Главнокомандующий не верил, что хан якобы доходил до Конских Вод и до Карачекрака, где Голицын «мешкал» с русским войском, ожидая крымской орды; заявлял, что татар не обнаружили выезжавшие в степь многочисленные русские разъезды. «И потому узнаваю я малолюдство и безсилие твое, что ты нигде мне с войсками своими не явился и бою со мною не дал», — высокомерно заключал Голицын, отмечая, что ханское распоряжение «поля все от Перекопи до Конских Вод и до самых днепровых берегов выжечь» явно свидетельствует о его желании уклониться от схватки с русским войском. Вместе с тем, несмотря на резкий тон и обвинения Селим-Гирея в трусости, Голицын не отказывался от переговоров, предлагая хану вновь прислать «добрых и разумных» послов для переговоров о мире [390] . Однако в ставке главнокомандующего, несомненно, понимали, что фактический отказ хана от дипломатического контакта подводил черту под окончательной неудачей первого Крымского похода. Предпринятого военного давления на ханство оказалось недостаточно.
389
Гордон П. Дневник, 1684–1689. С. 144.
390
РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1687 г. Д. 2. Л. 322–329.
Начав 18 июня отступление, армия двинулась к Янчокраку, который миновала в тот же день. Пройдя за день 10 верст, войско расположилось на возвышенности у Великого Луга, где была вода и скромные запасы травы. Следующий день прошел без движения, а 20 июня армия, миновав Ольбу, двинулась к р. Конские Воды, где, по свидетельству Гордона, «имелось довольно травы и леса». 20 июня Голицын и Самойлович пришли к устью указанной реки, «в которых местех впала та река в днепровые заливы». Гетман с казаками перешел реку и разбил лагерь на другом берегу. Здесь войско стояло 5 дней, до 25 июня. И хотя Гордон отмечает в дневнике, что в указанной местности «имелось довольно травы и леса», Голицын в отписках жаловался: «конские кормы добываем с великою трудностию», от их недостатка многие лошади «повалились, а которые и остались и те з бескормицы пристали». Л. Р. Неплюеву он 23 июня сообщал: «Мы стоим на устье Конской, где она пришла к Великому Лугу, кормы есть, толко добываем из луга заводами с трудностию, посылали в разъезд да Самари, приехав, сказали нам, что по Самарь все поле выгорело, мы готовим сено, сколко возможно, чем бы до Самари перетянуть, а за Самарью, сказывают приезжие, что будто не горело». Главнокомандующий решил послать туда «для береженья полки, чтоб стерегли от пожаров, мосты поправили и меня дожидались». Гордон также отмечает усилившийся падеж лошадей, неспособных везти орудия и припасы, по причине плохой воды в округе, от которой умирали и люди. 25 июня русское войско переправилось через Конскую и вновь встало лагерем при «днепровых заливах». Видя, что «конских кормов нигде добыть невозможно», Самойлович и Голицын 26 июня от реки Конской пошли к р. Московке [391] . Переправившись через нее «при великих нуждах конских кормов и за упадком лошадиным», русская армия 27 июня вышла к р. Вольной. Через нее объединенное войско перешло на следующий день, намереваясь двигаться к р. Самаре, поскольку «на Московке и на Вольной, — как писал Голицын, — конских кормов нет ж, все выгорело». По пути, как рассчитывал главнокомандующий, войско ожидало «три стана (то есть привала. — Авт.) — на речках Сокоревке (Оскоровке. — Авт.), Вороной и на Татарке», но, как донесли Голицыну, и «на тех речках конских кормов нет ж, все вызжено». Поэтому он планировал перейти в поисках фуража за Самару, где ожидать царского указа о дальнейших действиях [392] .
391
Гордон П. Дневник, 1684–1689. С. 141; РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 185. Л. 10; РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 623–625 об. Отписка В. В. Голицына от 26 июня (в Москве получена 6 июля).
392
РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 566–567 об.; РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 185. Л. 10.
1 июля войска пришли к Самаре и расположились против городка Кодака «в целости». Как писал Голицын, до Самары армия шла «с великою нуждею, бес кормов конских», из-за чего пало множество лошадей, как полковых (тягловых), так и верховых. Лишь «от реки Самари кормы конские являтца почали». Войск противника армия при отходе так нигде и не встретила [393] . 6 июля Голицын получил с В. Сапоговым царскую грамоту и приложенные к ней некие статьи. Текста этих статей в разрядной книге первого похода нет. По всей видимости, в них предлагались какие-то варианты продолжения военных действий, поскольку Голицын отвечал на них пространными сентенциями о невозможности держать столь крупную армию в опустошенном пожарами крае. Он подчеркивал, что войско отступило от Карачекрака «от самых великих нужд», в связи с массовым падением лошадей, для которых тут «не токмо в запас сен наготовить, но и на самую нужду на один день конских кормов никакими мерами нигде добыть не могли». Главнокомандующий напоминал, что степи выжжены вдоль Днепра с обеих сторон,
393
РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 627–628. Отписка В. В. Голицына от 6 июля.
394
Там же. Л. 628 об.
8 июля армия достигла р. Кильчень, 9 добралась до ее истока и уже 10 июля встала на р. Орель, чуть выше впадения в нее р. Липянки, где наконец-то были хорошие запасы травы, воды и леса. В тот же день были наведены гати для переправы, которая началась на следующий день. Перейдя реку, войско прошло 2,5 тележной версты и расположилось лагерем, где отдыхало три дня, до 15 июля [395] .
28 июня в Москве получили отписку Голицына от 20 июня с известием о военном совете, решении прекратить марш и об отправке к Каменному Затону корпуса Л. Р. Неплюева. В ответ в армию 3 июля срочно выехал Ф. Л. Шакловитый с царской грамотой и секретными статьями. Грамота, впрочем, не содержала конкретных указаний о дальнейших действиях, ограничиваясь дежурной похвалой воеводам и всему войску за службу и общими рекомендациями «чинить» дальнейший «над неприятели промысл и поиск» [396] . Текст статей Шакловитому не был включен в разрядную книгу первого похода, но их черновики сохранились в одном из столбцов Московского стола Разрядного приказа и были введены в научный оборот С. М. Соловьевым.
395
Гордон П. Дневник, 1684–1689. С. 144. Ср.: Великанов В. С. Детали… С. 35–36.
396
РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 543 об. — 551 об. Указ об отправке Шакловитого появился 28 июня (Там же. Л. 563). Проезжую грамоту ему от 3 июля см.: Там же. Л. 564–565. Скорости и безопасности проезда Шакловитого правительство предавало особое значение. См. целый комплекс грамот, на этот счет, в том числе воеводам белгородского полка и самому Голицыну, который должен был выслать эскорт для встречи думного дьяка в Полтаву: Там же. Л. 568–591, 610–612. Из наказа Шакловитому от 3 июля ясно следует, что дьяк был снаряжен в войско при вестях о неудаче похода и об отступлении армии. По приезде Шакловитого необходимо было объявить общий сбор войск у Разрядного шатра, на котором думный дьяк должен был торжественно спросить Голицына «о здравии» и похвалить за «радетельную службу» главнокомандующего и остальных ратных людей (Там же. Л. 592–609 об.).
Прибыв в ставку Большого полка, думный дьяк должен был похвалить Голицына, остальных военачальников и все войско за службу, подчеркнув, чтобы они в связи с неудачей похода «никакова оскорбления и сумнителства не имели потому, что то учинилось праведною волею Божиею», а великим государям известно их «тщание и охотное радение» к воинскому делу. Стоит отметить, что в официальном наказе подобных утешений главнокомандующему и всему войску не содержалось.
После этого Шакловитому следовало предложить В. В. Голицыну на выбор несколько вариантов дальнейших действий: во-первых, по совету с гетманом и остальными военачальниками «коим ни есть намерением, наготовя конских кормов, сена китнова и овса, и сухарей толченых нарочных на конские кормы, и запасясь своими и ратных людей запасы» вновь идти «на крымские юрты для промыслу и поиску к Перекопи»; во-вторых, послать гонца к донским казакам, «которые ныне на море в промыслу», чтобы они, «усмотря в воинском деле промыслу, с моря х крымским городкам били и крымских людей тревожили и сколко возможно над ними промышляли, чтоб им (боярам и воеводам. — Авт.) на крымские юрты свободные притить»; в-третьих, если собрать провиант для повторного марша не получится, рекомендовалось «наготовить судов для водяного походу» и отправить корпус Л. Р. Неплюева и Г. Самойловича по Днепру. Предполагалось, что он возьмет османские крепости в низовьях реки (прямо об этом, впрочем, не говорилось), а затем на судах, по реке и по морю, двинется на Крым. Одновременно на Перекоп должна была выйти сухопутная рать — часть наиболее боеспособной конницы и пехоты, транспортируя «запасы и пушки, и на конницу корм… на волах». Оба корпуса в назначенный срок должны были «с обоих сторон притить на Крым вместе».
В случае если реализация всех указанных предложений окажется невозможной, В. В. Голицыну рекомендовалось «по Орели и по Самаре построить городы впредь неприятелю на страх, а украинным великороссийским и малороссийским городом в заступление, такж и под теми неприятели для скорого в походех их над ними промыслу». В городах следовало разместить гарнизоны служилых людей и оставить часть наиболее громоздкой амуниции, «чтоб впредь было их государским ратем надежное пристанище». Строить новые опорные пункты предписывалось «в вершинах тех речек или к устью, чтоб где были леса доволные к городовому строенью и людем к поселению» [397] .
397
РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Д. 703. Столпик 2. Л. 1–40. Сохранилось несколько черновых вариантов статей Шакловитому, но существенной смысловой разницы между ними нет. См. также: Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 7. История России с древнейших времен. Т. 13–14. М., 1991. С. 382.
Шакловитый прибыл «в полк в обоз к реке Ореле» 13 июля. В тот же день он объявил собравшемуся войску о царской милости, а на следующий день состоялся совет по привезенным думным дьяком статьям. Об обсуждении одной из них кратко сообщает П. Гордон. Речь шла о строительстве «фортов на реке Самаре для лучшего продолжения войны в будущем». Однако, надо думать, что обсуждались и другие статьи. Кроме того, Шакловитый публично поинтересовался у И. Самойловича о слухах, что он якобы велел поджечь степи на пути наступающих войск. Гетман отрицал все подобные обвинения. Голицын в своих отписках не раскрывает суть дебатов на совете, отмечая лишь, что воеводы и гетман о «великих государей делех мыслили и говорили пространно, и ему думному дьяку… на те предложенные дела объявили». Главнокомандующий сообщал в Москву, что причины, по которым «тех дел к совершенству привести ныне невозможно», сообщит Шакловитый, отпущенный в столицу из русского лагеря на р. Орчик 16 июля [398] . Все предложения Москвы по продолжению кампании были таким образом главнокомандующим отвергнуты.
398
РГАДА. Ф. 210. Оп. 6. Кн. 131. Л. 641–642, 643–644 об.
С Ф. Л. Шакловитым В. В. Голицын послал в столицу обширную отписку, суммирующую итоги первой крымской экспедиции. Главной причиной ее неудачи он объявлял степные пожары, охватившие обширные территории южнее Самары. По его словам, уже от р. Московки войско двигалось в условиях «великих пожаров», полыхавших «в день и по начам». В результате до Карачекрака армия шла «все вызжеными степми с великою нуждою от великих жаров, и от пажаров в великой пыли и в нужде конских кормов». Голицын распорядился «гасить» пожары, посылая с этой целью «конных и пехотных полков… многих людей», но «погасить было их для великих ветров и болшого пространства на многих верстах невозможно, потому что степи великие, а те пожары зазжены из далных и з розных мест». Свое решение отступить он объяснял пожарами, зноем, пылью и начавшимся в связи с этим массовым падежом лошадей [399] .
399
Там же. Л. 711–716. «Видя мы… горелые степи и в кормех конских великую нужду и от великого солнечного зноя и презелно от горелых степей пыли в ратных людех великую нужду и в лошадях от бескормицы упадок, по общему совету… з гетманом с Ываном Самойловичем и объявя о том полков наших вашим великих государей всяких чинов ратным людем, согласно положили и для такова х Крымским юртам нужного пути по самой конечной мере и для великой скудости в конских кормех со всеми вашими великих государей ратными людьми до вашего великих государей указу в целости отступили» (в рукописи — отпустили).