Русское танго
Шрифт:
– Ну, – подтвердила она, – типа того, и вроде даже трезвый был, так и сказал на полном серьёзе, мол, в последний день уходящего года я, значит, граждане дорогие, с президентов увольняюсь и назначаю вместо себя Рас… Ой! В общем, теперь у нас, мальчики, всё переменилось.
– Этот Путин, может, походу, тоже из питерской братвы, – предположил наш незваный гость. – Думаю, и за него налить в тему будет. Прикинь, уже часы кремлёвские бренчат, ща все компьютеры, какие есть на земле, переглючит и везде конец света наступит.
– Сам ты братва, – возразил я, –
За окном раздались оглушительные хлопки, похожие на артиллерийскую канонаду, и небо заиграло вспышками салюта – провинциальная Пермь по-столичному взбиралась на хребет истории, чтобы вместе с остальной русской цивилизацией преодолеть никем пока не изведанный перевал.
В уходящем в прошлое двадцатом веке мне было что вспомнить. Но среди множества событий я бы отметил, что по-крупному мне везло всего лишь несколько раз.
Далёкое детство вспоминается как реанимационная палата, в которой меня выхаживали после падения с высоты двухэтажного дома головой об камень. Юность подарила шанс жить дальше во время крупной драки, закончившейся для некоторых участников смертельными исходами. Но главный фарт выпал в Афгане, когда вместо меня на небо ушёл Витька, а я остался жить с чувством вины за его бессмысленную гибель. Потом был случай на автотрассе, где я снова заглянул в косые глаза смерти и увидел там жгучий холод равнодушной Вселенной, и, как ни странно, нашу встречу с Петькой я тоже считаю везением.
– К Витьке бы на могилу съездить, – стал мечтать Зелёнкин, выставляя второй литр заморского питья. – Ну, что ли, памятник ему обновить, матери Витькиной материально посодействовать, то-сё… У тебя есть машина?
– Только алименты и долги, – мотнул я растрёпанной головой, – а на них, к сожалению, далеко не уедешь.
– Завтра купим тебе какой-нибудь незамысловатый фордик и рванём, – подвёл черту друг, затем дёрнул полстакана виски и, чисто по-русски ткнувшись лицом в кучу недоеденного морского салата, смачно захрапел.
Его жена с престарелым сыном попытались вытащить Петькину физиономию из консервированной капусты, но у них ничего не получилось, и тогда я взял инициативу в свои руки.
– Я ща тачку вызову! – стал орать я в глупые лица американцев. – И нах хауз битте вас в гранд-отель! А Петьку, пока не оклемается, толкать всё равно бесполезно! Труп! Мэменто мори по-вашему! Его нихт махен трогать! Ферштеен?!
Не обращая внимания на возражения старухи Джойс, я впихнул её в такси, следом погрузил туда Петькиного наследника и, сообщив таксисту название гостиницы, помахал иностранцам рукой:
– Хай дуй ду, миссис, блин, Зелёнкина! Шнелль фарен зи шляфен в свои номера и гуд бай до утра, когда ваш драгоценный
Джойс, высунувшись из окна, начала что-то бестолково лопотать с явным возмущением, но я был неумолим:
– Ауффидерзеен, фрау Грин, и с Петькиным дитём там, пожалуйста, поаккуратней!
Утром Петька залез в ванную и через час вышел оттуда уже как сэр Питер: морда напомажена, волосы зализаны через пробор, в голливудских зубах дымящаяся сигара.
– Предстоящая торговая сделка по приобретению авто, – небольшая пауза придала весу и значимости его словам, а сигара перекочевала из правого уголка рта в левый, – уже накладывает вето на твой стакан. Ищи, Егор, водительские права, пока я опохмеляюсь.
Права были заложены мной две недели тому назад в винно-водочном отделе ближайшего продмага.
– Выкупи документ, – Зелёнкин сыпанул на стол горсть скомканных дензнаков, – а на сдачу лимонад возьми холодненький и дринк поприличней.
– Учти, – предупредил я приятеля, – ввиду временной безработицы вернуть наличные не смогу долго, возможно, в этой жизни даже никогда.
– Сможешь, – возразил однополчанин, – потому что я в тебя верю безоговорочно и согласен проинвестировать любой коммерческий проект, который в корне изменит твоё захудалое, подлое и унылое бытие, а значит, и сознание тоже.
– Но у меня сейчас никаких проектов, – развёл я руками, – живу одним днём, разве что надбавку к пенсии дадут.
– Ага, дадут, – саркастически скривил губы американец, – только подождать надо, пока сначала себе наворуют. Если захотеть, проектов кругом – сколько хочешь!
Он покрутил головой, его взгляд упал на газету, которую я использовал вместо хлебницы, скатерти, туалетных рулончиков и разных там салфеток.
– Вот, – Петька оторвал от газеты край и вручил обрывок мне, – купи вагон бумаги и продай где-нибудь в Казахстане с выгодной для тебя маржой.
– Но почему именно в Казахстане? – изумился я Петькиной предприимчивости.
– Да хоть где, – Зелёнкин вынул карманный калькулятор и начал что-то сосредоточенно вычислять, – это не принципиально, бумага везде нужна, она как хлеб при любой власти, а Казахстан ближе всех к России и целлюлозы там нет. Видишь, если даже семь-восемь рублей с килограмма иметь, минус дорога, ну там погрузка-разгрузка, плюс коэффициент… Да, ещё – смотря сколько вагонов двинуть… В общем, дуй пока в магазин, а я тебе бизнес-план разом накидаю.
На авторынке у меня глаза разбежались от обилия легковушек. Плотно сбитые ребята в спортивных костюмах, чёрных кожаных куртках и с массивными золотыми цепями, похожими на бульдожьи ошейники, конкретно присматривали за продавцами, не забывая и покупателей. Особого внимания удостаивались несчастные владельцы престижных и дорогих моделей.
– Кажется, эта «Хонда» сама по себе ничего, – стал прицениваться мой инвестор, – выглядит свежо, резина неистёртая… Правда, руль справа, так, с другой стороны, японцы ведь как-то ездят, хотя и косоглазые…