Рута Майя 2012, или Конец света отменяется
Шрифт:
Томина дерзко вскинула голову, одарила Беловежского чуть насмешливым взором и сказала как отрезала:
– Самый дешевый берем!
– Йес, мэм! – принял вызов Александр. – Только чур я с краю. Когда ты начнешь ко мне приставать, я быстро сползу на пол.
Марина рассмеялась:
– Валяй!
Очаровательный маленький деревянный домик на пологом зеленом склоне холма с парковочкой для «доджа» прямо возле крыльца, служившего по совместительству уютной терраской, со столиком из круглого среза древесины и плетеным креслом. Широкая двуспальная кровать порадовала их наличием двух краев, так как стояла посреди комнатки, так что у каждого была
За склоном с бунгало вверх на холм протянулась дорога. Она вилась меж корявых, кривляющихся разлапистых деревьев, и недра этой рощи сотрясались от уже знакомого электро-металлического звука. И все-таки его издавали местные цикады. Орды этих огромных темно-серых мух, маскирующихся под цвет коры деревьев, заполонили лес. Томина вооружилась фотографической техникой, чтобы познакомиться с ними лично. Александр быстро потерял к ним всякий интерес и потопал вперед, вверх по дороге. Вдруг снизу послышались голоса. Марина инстинктивно затаилась за деревом, надеясь, что с тропинки ее не будет видно. Показались двое, те самые, кто приехал почти за ними. Похоже, они тоже решили прогуляться по окрестностям.
– И долго мы будем за ними разъезжать? – спрашивал один мексиканец.
– Сколько велят. Не знаю.
– А зачем это надо?
– Нам с тобой это знать не положено, – отвечал его спутник.
– А кому положено?
– Тем, кто выше.
– Даже выше тебя?
– Даже выше меня.
– А нам что положено?
– Докладывать, куда едут и что делают. А если будешь задавать лишние вопросы, ты никогда не сможешь приблизиться к…
Голоса отдалились, и последние слова Томина не расслышала. Ее охватила неясная тревога, и, стараясь двигаться параллельно тропинке, укрытая среди деревьев, она поспешила к Беловежскому. Он стоял высоко, словно на краю обрыва, и мирно общался с подошедшими к нему мексиканцами.
Завидев Марину, он кивнул им, откланиваясь, и пошел ей навстречу:
– Вообще-то, девушка, лучше бы ты не бродила одна.
– Вообще-то, юноша, это ты ушел вперед и даже не оглянулся, где я и что со мной, – упрекнула та с негодованием.
– Прости, ты права, – тут же сдался Саша, загасив ее возмущение.
– Смотри! – Она перевела тему, показывая вдаль.
С высокого холма, на вершину которого они добрались, прямо у них из-под ног сбегали вниз утопавшие в темной при вечереющем освещении зелени негустые заросли сельвы и простирались, куда хватало глаз, то карабкаясь вверх по окрестным холмам, то сползая с них. А прямо у подножия холма, на бархате зеленой лужайки, паслись не то коровы, не то похожие на них существа, неожиданно настолько белые, что казалось, они светились в этом сумеречном пространстве. Небо подернулось розовой пленкой.
– Красота! Лепота-а! – протянул Александр.
– Саш! О чем ты говорил с этими? – вдруг спросила Марина.
– Ни о чем. Они полюбопытствовали, кто мы и откуда. Не гринги ли, я так полагаю. И ты как раз подошла.
– Они кого-то преследуют. Я слышала их разговор. Вдруг нас?
– С чего бы это? Бред какой-то!
– Да я и сама понимаю, что бред. Но почему-то испугалась. – И она пересказала услышанное. – Теперь-то я думаю, что это вырванный из контекста разговор. Да и людей, кроме нас, в Мексике хватает.
– Вот именно.
Неожиданный звук телефонного звонка заставил обоих вздрогнуть.
– Это мой, – удивленно
Марина помолчала долю секунды, размышляя, не стоит ли рассказать о подозрительных мексиканцах, но решила не тревожить его глупыми домыслами. И попрощалась.
43
Алло!.. Да, сеньор Гарсия… Мы в Тонине (исп.).
– Что? Разыскивают тебя с собаками? – пошутил Беловежский.
– Что-то вроде того. Мой начальник ждет от меня материал. Родители волнуются…
– Потерялась маленькая девочка. Увез ее страшный бородатый дядька, – продолжал развлекаться Саша.
– Прекрати, – обиделась Томина. – На самом деле не нравятся мне эти два типа.
– И что ты предлагаешь?
– Не знаю.
Марина замкнулась. Легкомыслие и дурацкие шутки Беловежского вызвали у нее внезапный приступ раздражения. Она сравнивала это мальчишество с рассудительностью Леонардо Гарсии и зрелой ироничностью Максима Гурова. Она снова ощутила странный приступ тоски по своему начоду. Вот если бы он был сейчас ее спутником, он бы точно знал, как поступить, сердито рассуждала она, шагая в упорном молчании чуть позади ничего не подозревавшего о своей опале Александра. Он тоже не проронил ни слова, погруженный в какие-то свои думы. Потому их молчание не казалось неловким.
Темнота наступала им на пятки и догнала их как раз, когда они приблизились к своему уютному домику. Томина зажгла свет на крылечке и устроилась с ноутбуком в плетеном кресле. Беловежский с кем-то разговаривал по мобильнику, разгуливая по лужайке перед коттеджем. Мексиканцев видно не было. Но возле соседнего домика отдыхал их автомобиль, а в самом доме горел свет.
Поработав, Марина немного успокоилась: и подозрения в адрес неизвестных мексиканцев виделись ей беспочвенными, и разговор их уже не казался ей необычным, а перед Сашей она даже чувствовала себя виноватой. Но не знала, как выйти из несуразного молчания, которое длилось уже пару часов.
Александр сидел в комнате также с ноутбуком и ковырялся в майяских иероглифах. Марина не придумала ничего лучше, как задать идиотский женский вопрос:
– С кем ты разговаривал?
Саша спокойно оторвался от компьютера и поднял взгляд на Марину:
– С Антоном. Они через два дня будут в Паленке.
– Они?
– Да, с Аней Львовой. Там у них задание от центра эпиграфики.
– И что?
– А то, что после Тонины мы поедем не в Паленке, как планировали, а в Бонампак.
– Хорошо, как скажешь.
– Я доложил Тохе, что мы ищем «сосуд Ветрова». Мы рассуждали, за что бы зацепиться. Ты сегодня говорила со своим мексиканцем, который тебя опекает. Может, у него что-то узнать?
Томина задумалась, перебирая в памяти рассказ Гарсии, и вдруг встрепенулась:
– Он же упоминал общего друга со странным именем. Надо переспросить. Я завтра ему позвоню.
– Точно! – обрадовался Саша. – С этого бы и начать!
Напряжение спало. Марина даже повеселела. Однако, дабы не допустить излишней радости своего спутника в предвкушении их чрезмерно близкого соседства на одной койке, озорно, но решительно заявила: