Рута Майя 2012, или Конец света отменяется

Вепрецкая Тамара

– Какой план? Осматриваем тщательно уровень за уровнем или лезем сразу к Солнцу через 260 годовых дней?

– К Солнцу.

– К Солнцу!

Они стояли на самой вершине среди руин Храма Дымящегося зеркала. Вся долина Окосинго простерлась до самых гор, которые возникали и таяли на горизонте. Площадь городища оказалась своеобразным плато. Его украшали одинокие деревца и невысокие останки сооружений, либо топорщившиеся каменной кладкой, либо вспучившиеся нераскопанными холмиками. Основная масса туристов еще не добралась до Тонины столь ранним утром. И только две мелкие фигурки уже знакомых мексиканцев далеко внизу карабкались по ступенькам. По соседству с вершиной, чуть ниже, еще ниже, все ниже и ниже почерневшими каменными остовами,

кое-где покрытыми травой или густой растительностью, кое-где даже приютившими одинокое дерево, гордо, будто памятник могуществу времени, дыбились развалины храмов, дворцов и других построек.

– Какая красота и величие! – выдохнула Марина – Действительно, здесь сейчас центр Вселенной. Когда же это построили?

– Заселение Тонины произошло еще с незапамятных времен, но ее возвышение начинается с VI века новой эры. Этот холм застраивали постепенно, менялся его облик со сменой концепций и функций, которые он выполнял. А к IX веку Тонина достигла своего наивысшего расцвета и мощи.

– Как же, в таком забытом богом месте? Мы так долго ехали, да еще по серпантину.

– Наоборот, Тонина имеет очень выгодное географическое и стратегическое положение, – возразил Беловежский. – Город примостился прямо на границе высокогорья и низменности, и к тому же на крайнем западе влияния майя. Это не рукотворная пирамида, а холм, который майя приспособили под культовые церемонии и на протяжении всего существования города застраивали ритуальными террасами, и получилась этакая священная гора.

Спускаясь, они внимательно изучали каждый уровень. Священная гора изобиловала изъеденными временем барельефами, скульптурами, стелами, алтарями. Особенно часто встречались изображения пленников. Их тут было множество. И служили они доказательством военной мощи Тонины и могущества ее правителей. Беловежский зависал возле надписей. Томина впитывала атмосферу и стремилась заарканить ее при помощи фотоаппарата, точно прикнопить булавкой бабочку.

Глава двадцать первая

Тонина. Инфрамундо

Металлический тент, покрытый пальмовыми листьями, защитил остатки гигантского штукового барельефа на скате кладки из небольших плоских камней, типичной для всех построек Тонины. На шестнадцать метров в длину и четыре метра в высоту раскинулось монументальное панно, точнее, то, что от него осталось. Очевидно, изначально оно представляло собой фриз из четырех частей, будто бы страниц огромного кодекса. «Страницы» отделялись одна от другой широкой полосой, похожей на ленту из перьев. Аналогичная широкая горизонтальная перьевая лента обрамляла весь барельеф по верху. На пересечении вертикальной и горизонтальной лент с насмешливой улыбкой взирал на происходящее череп в роскошном округлом плюмаже. Вероятно, когда-то их было три или четыре, однако полностью сохранился лишь один подобный персонаж. Более узкие ленты из перьев пересекали, словно перечеркивали, каждую из «страниц» по диагонали. Строго по центру на их пересечении снова в круглом богатом оперении были помещены перевернутые головы со свисающими вниз длинными волосами. Три головы сохранились хорошо, а четвертая лишь угадывалась на полностью утраченной первой слева «странице» фриза.

Фриз назывался «Стена четырех Солнц или четырех Эр». Барельеф призван был поведать некий миф о смене эр, и перьевые полосы отделяли его «страницы». Время пощадило только отдельные части панно, где разворачивалось активное, но трудно постигаемое действо. К тому же непосредственно перед стеной высилось, закрывая обзор изображений на фризе, непонятное нагромождение камней а-ля большой трехчастный диван или тройной каменный трон. Над этим каменным постаментом просматривалась лишь верхняя половина доминировавшего во всем полотне устрашающего существа. Череп с шевелюрой, ушами и зубами осклабился в жутковатой улыбке. Костлявая рука в перчатке

выдавала в нем скелет. Однако упитанное туловище принадлежало скорее какому-то насекомому вроде гигантской мухи.

Беловежский долго молчал, будто онемел. Томина издала лишь невнятное междометие. Не было слов, чтобы выразить шок, вызванный первым взглядом на этот грандиозный фриз. Когда ступор прошел, Марина услышала, как Саша явственно чертыхнулся, упорно пытаясь примостить фотоаппарат, чтобы можно было запечатлеть хотя бы те части фриза, которые были доступны глазу. Весь отсек с «троном» и барельефом был огорожен металлической сеткой. Возмущенно что-то бормоча, Саша все-таки изловчился сделать несколько снимков, то просовывая объектив в сетку, то запрыгивая на соседнюю невысокую постройку в попытке охватить все изображение.

– Там еще что-то есть, да с текстами, – крикнул он Марине и отошел от фриза.

Томина рассеянно кивнула, поскольку все это время старательно вникала в смысл длинного и запутанного якобы пояснительного текста, чтобы разобраться хоть немножко в этом совершенно фантастическом полотне. Завершив чтение, она то запрыгивала на соседнее возвышение, как это делал Беловежский пять минут назад, то ходила вдоль ограждения, силясь разглядеть со всех сторон скрытые каменным постаментом фигуры.

Луч солнца дерзко просочился сквозь тент, осветил одну из перевернутых голов на фризе, оттолкнулся и ударил мне прямо в глаза, так что от неожиданности я невольно зажмурилась. Проморгавшись, я вдруг обнаружила себя прямо перед фризом возле каменного «трона» в пределах огороженного сеткой пространства. Подняв глаза, я обожглась о полный страданий взгляд одной из перевернутых голов. Конечно, это мне померещилось, ведь через мгновение я уже глядела в закрытые веки этого «поверженного Солнца», так назывались эти головы в описании фриза. Я осторожно шагнула в узкий коридор за «троном» и внимательно рассматривала сохранившиеся изображения. «Сейчас одним глазком гляну, что не видно снаружи, и буду выбираться отсюда», – подумала я, раз уж каким-то непонятным образом проникла в запретную зону, и посчитала, что за каменным постаментом меня не будет видно.

Я поравнялась со скелетообразным страшилищем. Его оскал почудился мне еще более издевательским. И даже послышалось, как он громко клацнул непомерными для черепа зубами. И зловеще сверкнул его огромный глаз. Меня парализовал первобытный страх. Я тупо уставилась на монстра. Отсюда было видно, что его вторая костлявая рука в перчатке держит за волосы отрубленную голову с безвольно открытым ртом и вывалившимся языком. Я невольно поежилась от отвращения.

– Не бойся! Это просто отзвук старинных мифов. Призраки, ушедшие в небытие, – раздался чей-то громкий голос, сопровождаемый легким гулким эхо.

Откуда он исходит, я уловить не могла. Казалось, говорит само скелетообразное чудовище.

– Кто это? – пролепетала я, спрашивая не то про скелет, не то про того, кому принадлежал вещавший неизвестно откуда голос.

– Это, несомненно, божество смерти.

– Череп с ушами и глазами? Волосы еще как-то можно понять. – Я немного отошла от испуга и попыталась даже придать некую ироничность своему тону.

– Бог потустороннего мира, бог смерти все видит и все слышит! – торжественно провозгласил «голос».

– Что означает вся эта стена? – Любопытство все больше брало верх над страхом.

– Теперь трудно точно сказать. Может быть, миф о четырех эрах, эрах творения, о четырех солнцах, поверженных Солнцах, и возвышении царства мертвых, подземного царства…

«Голос» на мгновение замолк.

– Или? – нетерпеливо поторопила я, угадав по интонации, что будет еще версия.