Рута Майя 2012, или Конец света отменяется
Шрифт:
– Без сомнения. В интернете смотрели?
– Пока нет, но подозреваю, в таком варианте мы вряд ли найдем его.
– Пожалуй. Ясно, что это Николай. Хорошо, что мы знаем, что он археолог. Впрочем, за давностью лет он мог сменить род занятий. Ладно, я понял, это зацепка. Я поищу этого человека.
– Да, но пока мы не выяснили, кто это, что мы можем предпринять? Где он мог спрятать вазу?
– Надо рассуждать, исходя из того, что мы знаем: его маршрут, что происходило в пути…
– Да-да, моя попутчица подробно записала все это со слов Леонардо Гарсии. Она журналистка.
– Только пусть не вздумает публиковать эту информацию, – обеспокоился Танеев.
–
– Кстати, о журналистах. Надо поднять прессу тех лет, когда все это случилось, как мексиканскую, так и нашу. Российские СМИ наверняка не прошли мимо такого дела. Очень уж странное, с одной стороны, а другой – жареная такая история: загадочная смерть олигарха в какой-то неведомой Мексике.
– Я думал об этом. Беда в том, что мы в основном в пути и редко имеем общение с интернетом. Сейчас поищу, пока мы в интернет-кафе.
– Давай, ты ищи у мексов, а я посмотрю Россию. Минут через пятнадцать созвон, лады?
– Договорились. Спасибо!
Беловежский вышел из Скайпа и многозначительно посмотрел на Томину. Он был уверен, что она все слышала, и не ошибся. Она кивнула, будто отвечая на его беззвучную реплику: «Ты слышала?» – и произнесла:
– Саш, ты пока ройся в интернете, а я как раз отправила материал начоду и сейчас попробую с ним созвониться по Скайпу. Он же журналист. Может, он что-то знает. Или сможет узнать по своим каналам. К тому же именно он поручил Леонардо Гарсии опекать меня. Надо узнать, откуда они знакомы.
Беловежский погрузился в дебри интернетных поисковиков, вводя ключевые слова «убийство русского коллекционера», «смерть Ветрова» и все в таком духе. Тоннами шли пустые ссылки, реагируя на «убийство» и «смерть».
А рядом он слышал долгие мелодичные призывные гудки, которыми Скайп вызывал собеседника, и гулкий, словно падение в пропасть, отнимающий всякую надежду звук сброса. Гуров явно не был доступен для общения с Томиной.
Александр столь же безуспешно перебирал бесполезные ссылки. Он уже было отчаялся, но попробовал добавить слово «наркодилеры», памятуя, что именно на них повесили эту смерть. Пролистав несколько новых ссылок, он остолбенел, прочитав: «Смерть русского наркобарона». Он кликнул на ссылку. Открылась небольшая заметка в какой-то мексиканской газетенке. Ее суть сводилась к тому, что в Четумале найдено тело российского наркобарона, что убийство его явно представляет собой разборку в мире наркодельцов. Иными, словами, «братки что-то не поделили, пусть сами разбираются». Ни слова о том, что он коллекционер древностей, зачем приехал, где и с кем путешествовал, куда направлялся. Но ведь те, к кому он ехал, знали, кто он на самом деле.
«Трусы!» – в сердцах подумал Саша и вызвал Танеева.
Будто оборвалось, ухнуло в преисподнюю сердце, прозвучал сигнал сброса звонка. В ответ выскочило сообщение: «Саш, говорить не могу. Ничего пока не нашел. И как это ты меня вовлек в такую безумную затею? Ладно, если что найду, напишу тебе эсэмэс и сообщу инфу Антону. До связи! Удачи! Аккуратней там в пути!»
– Что, не дозвонилась? – зачем-то спросил он погруженную в невеселые думы попутчицу.
Томина огорченно кивнула.
– И я нет. А у мексов нашел возмутительную чушь.
И Саша пересказал в двух словах мексиканскую заметку.
– Кстати, не исключено, что он-таки погиб из-за наркотиков, – предположила Марина, – в смысле, от рук наркодельцов. Видел что-нибудь, попал куда-то не вовремя…
– Не вяжется. Кто тогда его преследовал и почему?
– А не может это оказаться не связанным одно с другим?
–
– Не удивительно. Следствие зашло в тупик. И чтобы не разбираться в этом запутанном деле, проще было списать это на внутренние разборки дельцов.
– Ну да, типа, собаке собачья смерть, – с горечью проговорил Саша. – Ладно, надо ехать. Может, мы перекусим с видом на водопад, а не в этом захолустном городишке? Тем более что нам уже однажды не удалось перекусить с видом на океан.
– Поедем.
– ?Hola!
– Тата!
– Докладывай, Педро.
– Наши люди вступили с русскими в контакт.
– ?Puta madre! [48] Надо сменить эхекуторов [49] . Где сейчас русские? Куда едут? Есть следы «васихи»?
48
Твою мать! (исп. руг.)
49
От исп. ejecutor – исполнитель.
– По «васихе» новостей пока нет. Они едут в Паленке. Но эхекуторы направили их в Агуа-Асуль, сказав, что и сами туда едут.
– Ладно. Это последняя их встреча. Дальше будет подозрительно.
– Что делаем?
– Пришлите новых эхекуторов в Агуа-Асуль. Немедленно!
– Вас понял!
Глава двадцать третья
Агуа-Асуль
– Что с погодой? Здесь бывает дождь? – изумилась Томина, когда крупные капли начали сыпаться все быстрее на лобовое стекло.
– Конечно, бывает, – откликнулся Беловежский. – В целом сейчас не сезон, но иной раз налетит тучка.
Однако тучка не налетела, а наползла, расползлась и надавила на горную трассу, по которой они следовали. Начинавшийся как тропический ливень с бурным, но непродолжительным потоком воды с небес, дождь превратился в нудную данность. Горный серпантин, да еще мокрый горный серпантин. От напряжения оба молчали. Чтобы тишина не оглушала, Саша поставил диск с рок-музыкой:
– Будет нас бодрить.
– Угу! – односложно согласилась Марина.
Пассажи рока с элементами джаза ритмически ложились на бесчисленные крутые виражи. Кульминация музыкальной пьесы – тревожное джазовое соло на скрипке с изломанным рисунком ритма – пришлась на участок дороги с отвратительным покрытием и отсутствием разметки. И все бы ничего. Но дорога пролегла по самому эпицентру тучи. Сначала это напоминало легкий туман, размывший очертания окружающего мира. Но туман густел. Размытость превратилась в стертость и невидимость. Еле-еле различим кусок асфальта прямо перед машиной. Ориентироваться, куда ведет дорога, можно было только по белой линии разметки, если она наличествовала. Чаще же разметка съедалась плохим асфальтом, и изгибы шоссе практически не просматривались. Ехать пришлось просто вслепую, будто бы колесами нащупывая каждый следующий сантиметр пути. Настроение безысходности нагнеталось нескончаемостью тумана и озвучивалось паническими музыкальными интонациями.