Рыцари черешневого цветка
Шрифт:
— Я не понимаю Урсу, — едва не расплакалась девушка. — С каких пор он стал такой злопамятный?.. И почему?.. И тебя не совсем понимаю, Виктор. В другом случае ты радовался бы такой вести, в особенности тебя порадовало бы поведение Ионела…
— Я не был бы искренен, если бы сказал тебе, что я рад… но я согласен, что нам надо попробовать…
Лучия была и заинтригована, и сбита с толку:
— Бог вас поймет… И все-таки… мне очень приятно, что ты откровенен со мной, Виктор. Этим ты обязываешь и меня быть такой. Я никогда и вообразить себе
— И я тоже не представлял себе! — сухо ответил Виктор.
Лучия сбавила ход, чтобы понять Виктора — ведь он сказал все, что хотел сказать. А как она радовалась еще несколько минут назад! У нее болело сердце, болело физически. И именно Виктор и Урсу!.. У-у-ух!..
Виктор догнал Урсу, или может, Урсу умышленно разрешил ему догнать себя. Они долго шли молча бок о бок, не смотря один на другого, ничего не видя ни по правую сторону от себя, ни по левую. Они шли, понурив головы, и смотрели только на дорогу, по которой ступали их ноги. Печаль и горечь сделали их обоих похожими. И вдруг они поняли, что уже далеко оторвались ото всех. Сзади никого даже не было видно. Они остановились и лишь тогда Урсу дал волю гневу, который бушевал в нем:
— Как ты можешь такое терпеть? Это же подлость!
— Я не знаю, Урсу, но хочу ошибиться. Может, Ионел искренне считает, что это его идея…
— Ионел!!! — снова ринулся в атаку Урсу. — Если бы ты перемешал тысячу листочков и подкинул между ними шесть наших, то Ионел нашел бы их за три секунды. Ты хорошо знаешь, что он думает… Знаешь ты и то, чего он хочет…
— Урсу! Что может произойти с человеком, который становится руководителем, не заслуживая того? Я считаю, здесь есть два варианта…
— Один-единственный! — возразил Урсу. — Такой человек будет смещен!
— Мне досадно, что ты не успокоился! — очень искренне сказал Виктор. — Ты мне очень нужен.
— Я не могу, Виктор, но… Клянусь тебе, я попробую.
— Я тебе сказал, что есть две возможности, Урсу. Может, даже три: или он докажет, что по-настоящему заслуживает быть руководителем… или поймет, что не заслуживает этого… или другие поймут, что он не заслуживает… Вот так я думаю…
— То есть ты согласен? — испугался Урсу.
— Да!
— Растолкуй мне, чтобы понял и я, пожалуйста. У меня закружилось в голове… Я не могу понять, что здесь творится…
— Смотри, как я считаю… Ионел настойчиво стремится стать руководителем экспедиции. Может, это ему пойдет на пользу, может, он от этого изменится, как считает Лучия. А откуда мы знаем, что это занятие, к которому он так стремится, не раскроет его, не согреет, не приблизит его к нам?.. Хотя может быть и наоборот… но я считаю, что так будет лучше всем, не только Ионелу. Теперь понимаешь?
— Нет!
— Я послал бы к черту всю эту болтовню, Урсу. Тем более, что это вопросы не стоят выеденного яйца. Как бы там не было, а успех экспедиции зависит от всех нас без исключения. Начальник или нет — это
— Итак, ты не испытываешь к нему вражды? Даже не чувствуешь отвраще…
— Нет! Клянусь тебе, Урсу. Только ощущаю, как у меня немного болит где-то все. Я хотел бы, чтобы он стал хорошим парнем, таким, как ты или как Дан…
Урсу мигом успокоился:
— Извини меня, Виктор… Благодарю тебя.
Вдали показалась Зеноага.
Глава девятая
Возле каменного моста, возле второго каменного моста угнетенно стояли два существа. Каждое с противоположной стороны моста. Господи! Какая одинаковая у них судьба! Оба печальны, несчастны, обездоленны… Хозяин бесчисленное количество раз прогонял Цомби. И даже гладкий камень не раз свистел у пса над ухом. Собака, конечно, знала, что если бы ее хозяин хотел попасть по-настоящему, то от него не спасся бы ни кончик хвоста, ни даже третья рыжая крапинка на правом усе. Кто лучше, чем он, знал безошибочную меткость большого мастера!.. А сейчас ни разу не попал! Подобного оскорбления Цомби не испытывал уже — ого-го! — кто знает сколько времени!
А Тик… С ним все ясно. Правда, когда дед Тимофте пришел к дому, где крыльцо обвито плющом, малыш уже встал, он был одет, зол, растерян и несчастен. Альтруист от природы, он сразу же начал искать, на ком бы сорвать злость, здесь подвернулся Цомби, и Тик, не долго думая, всю досаду вылил на него. Почему тот не поднял тревогу? Почему не пригнал петуха под окно, чтобы тот кукарекал? Почему не затеял потасовки с котом, чтобы поднять шум на самом рассвете? Почему не прыгнул в окно и не залаял над самым ухом, хоть окно было открыто целую ночь? Почему скрыл, что Мария ушла?.. Почему?.. Почему?..
Горемычный пес уже и не знал, что думать. Сколько уже раз за такие дела его наказывали без сожаления! И кто наказывал? Именно тот, кто сейчас наоборот так ругает его! Разве ж он, пес, виноват, что хозяин сменил все свои привычки и не сообщил ему об этом?
Растрепанный до нельзя малыш ощущал протесты собаки, но не хотел их принимать. Именно поэтому он и перешел к наказанию, не забыв похвалить себя за снисходительность, так как вместо десятка наказаний, на которые заслуживал Цомби, пес получил одну-единственную: сидеть дома!..
«Лучше смерть!» — подумала несчастная собачка и начала подлизываться к хозяину, лишь бы умилостивить его: он скулил, ластился, притворялся равнодушным, веселым, отважным, скалился, набрасывался на него… Все напрасно. Даже больше — вдобавок получил еще несколько вульгарных оскорблений.
Ему не оставалось ничего другого, как делать то же, что и его хозяин: ластиться к деду Тимофте, который появился перед домом. И не ошибся, так как нашел-таки в нем своего союзника и сразу же успокоился.