Ржавый рассвет
Шрифт:
Я выбрался из машины и углубился в дебри здешней застройки. Когда-то тут пытался поселиться средний класс, образовать одно из солидных респектабельных предместий, но как-то незаметно зажиточную публику вытеснили полуголодные художники. Они занимали свободные места, а потом и пустеющие дома предшественников, сбиваясь для этого в артели, район стал непрестижным, хотя и привлекательным для туристов. Я тут временами охотился, потому ходы и выходы знал. На Грейс уцелел слабый запах стоячей воды, и я в первую очередь направился к пруду на самой вершине холма.
Пополняла этот водоём дождевая влага
Большинство насельников предпочитало комфортные склоны, но и наверху меня встретил радостный гвалт. Люди всех мастей и профессий толклись возле вонючей лужи, решали какие-то дела, многие сидели за мольбертами и рисовали виды дальних равнин или сбегавших вниз извилистых улиц. Свет ещё позволял.
Я обошёл ближайшие дома, где женщина с ребёнком могла купить или снять квартиру, а то и отдельную хибару. Получаса не прошло, как набрёл на нужное место. Запаховые дорожки Грейс тут пересекались, значит она успела прижиться в районе, сходить за покупками или на прогулку. Впрочем, в их жилище ждала засада. Я присмотрелся издали, но подходить не стал.
Обнаружив точку отсчёта, следовало искать ребёнка. Я огляделся и понял, что место выбрано грамотно. Помимо вони от прокисшей воды внятно тянуло запахами очень острой пищи, пронизывали это безобразие резкие ноты красок, редко мытых тел, и тёк откуда-то душок отжившей свой век, но активно используемой канализации, придавая здешнему букету пряную достоверность.
Я невольно рассмеялся: найти здесь кого-то представлялось той ещё задачей. Не знаю уж, как решал её Долиш, но теперь я обязан был его опередить.
Вот будь я восьмилетней девочкой, куда бы отправился искать лёжку? Да, безусловно, остался здесь. В респектабельной части города лишнего ребёнка запросто отловят и засунут в приют, в самых бедных посёлках на краю за болотом пристроят заниматься проституцией, зато в этом смешении творческих натур и тех, кто сшибает с них деньги, даже ребёнок вполне мог укрываться несколько дней, а то и дольше. Позировать за еду, например. Настоящие натурщики дороги, а рисовать с голограмм поборники высокого искусства зачастую брезгуют.
Я, не медля более, принялся бродить по посёлку на горе.
Солнце то пряталось за облака, то сияло во всю силу, так что мне приходилось маневрировать, чтобы вовремя укрыться в тени, но в целом я справлялся. Чтобы узнать что-то у художника, надо его разозлить, потому я останавливался возле мольбертов и делал критические замечания, жалея только о давно забытых уроках по искусству в дорогой частной школе, куда упекли меня родители, когда я был юн и неспособен ещё оказать действенное сопротивление. Разбирайся я хоть немного в мазне местных гениев, реплики мои задевали бы их возвышенные натуры гораздо существеннее.
Впрочем, я и так справлялся. Меня энергично посылали, но я не уходил. Сердитый человек скажет много больше чем спокойный, не всегда конечно именно то, что хочешь услышать, но информация сквозь брань просачивалась вполне внятная. Эти чудаки, что портят холсты по старинке, когда есть нормальные
Так я болтался по территории, начиная уже тревожиться, потому что солнце неуклонно стремилось к горизонту, а дети вроде как по ночам недоступны для общения, поскольку спят в своих детских кроватках, когда девочка вышла на меня сама.
Она подкараулила в узком переулке. Разглядев насторожённо взирающее на меня существо, я невольно усмехнулся. Отпрыск ничем не напоминал свою изящную тонкую в кости мать, весь пошёл в крепыша отца. Чумазый, лохматый в мальчишечьих штанах и безразмерной куртке.
Человек, пожалуй, и не разобрался бы в поле ребёнка, но вампиров не обманешь ни одеждой, ни нарочитой грязью, ни даже запахом масляных красок, которым разило от тряпок. Девочка была напряжена как струнка, готова сорваться и бежать. Рассмотрев пути отхода, я не мог их не одобрить: улочка заканчивалась тупиком, и только маленький человечек мог проскочить в проём для стока воды, сейчас по жаркому времени вполне сухой. Кроме того, из оконец, нависших над мостовой постоянно выглядывали обитатели, чтобы обменяться новостями и мнениями. Хорошее место: и уединённо, и людно.
— Здравствуй! — сказал я осторожно.
Боялся спугнуть и в то же время понимал, что интуиция малышки — сейчас главный союзник. Когда отзвуки настойчивых поисков докатились до приюта беглянки она ведь рискнула на меня посмотреть. Понимала, что не только враги придут за ней, но и родители, если живы, постараются выйти на связь.
— Вы, дяденька, хотите портрет чтобы вам нарисовали? Мой отчим — хороший художник, детишки ваши как живые получатся.
— Меня зовут Джерри, а ты очень похожа на своего папу Бориса, маленькая лгунья.
— Я сирота, — ответил ребёнок, не моргнув глазом.
Мордашка наивная, а вот взгляд совершенно взрослый, впрочем, такое случается у детей, рано хлебнувших лиха.
— Если хочешь, мы можем придерживаться этой точки зрения, — ответил я.
Следовало узнать у родителей имя ребёнка, но такого рода информация сама по себе доверия не прибавляет, потому я просто достал телефон и набрал номер того коммуникатора, что оставил дома. Ответил Борис, его лицо на экране выглядело встревоженным.
— Жену позови! — попросил я.
— Что-то случилось?
Люди мастера задавать ненужные вопросы. Я молча ждал и когда физиономию моей собственности сменила миловидная мордашка Грейс, предложил ей минуточку повременить, а потом положил гаджет на вытертые плитки мостовой и толкнул в сторону девочки. Она тревожно покосилась на коммуникатор, подозревая, наверное, ловушку, потому я отвернулся и отошёл на несколько шагов, чтобы дать возможность родственникам обстоятельно пообщаться.
Я не прислушивался к разговору, но, разумеется всё уловил, и меня удивила решимость с какой Грейс посоветовала дочке держаться дяди Джеральда и доверять ему. Странно, она ведь едва знала меня, или супруг не успел поведать как я пил его кровь, не спрашивая на то разрешения? Впрочем, мне-то что было расстраиваться, если события развиваются как надо.