Сад Персефоны

Эскуит Нэн

— Да, мы отправимся поплавать до обеда.

Когда мы плавали, Пол приблизился ко мне, рассекая воду, и сказал шепотом:

— Дорогая, сегодня ночью. Около десяти, на палубе, возле кресел. Я должен провести с тобой наедине хотя бы пять минут.

— Я буду там. Хорошо. Ники, я здесь! Держись рядом.

— Я заберу его. Давай, Никос, я хочу посадить тебя себе на спину. Я буду морским коньком, а ты будешь кататься на мне!

Восторженно вопя, Ники был поднят на широкие плечи Пола, обхватил его за шею, и тот медленно поплыл по ровной синей воде. Но когда я легла на спину, просто держась на воде, Ники взволнованно закричал:

— Давай, мамочка! Ты тоже должна плыть!

И

я догнала их и поплыла рядом.

После позднего прекрасного обеда все отправились спать; полдень усыплял вместе с мягким шумом двигателей судна. Вечером, когда Ники заснул, мы поужинали, и затем под навесом был подан кофе. Нас окружала теплая, чудесная ночь, ровный ход судна оставлял за кормой серебряную пену толщиной с палец. Когда Мария, Гермиона и доктор Сикилианос отправились вниз играть в бридж, как обычно, я покинула их и поднялась на верхнюю палубу, туда, где мы договорились встретиться с Полом. Хотя было уже несколькими минутами позже десяти, его там не было. Я перешла к поручням и оперлась на них, глядя на сверкающие огни проплывающего мимо острова. Какой-то звук за спиной заставил меня быстро обернуться.

— Пол?

В темноте я увидела красный огонек сигары, а затем голос Василиса быстро ответил:

— Это я. Ты ждала Пола?

— Я не уверена. Он сказал, что он может подняться сюда.

Василис сделал шаг вперед, слегка наклонив голову и кивая.

— Он задержался. По радио ему передали сообщение — деловое. Я боюсь, что он задержится еще на некоторое время. Но, может быть, я смогу его заменить и составить тебе компанию?

Теперь я была точно уверена, что Василис знал о нашем назначенном свидании. Я не нашлась, что ответить, и молчала, глядя на купол неба над нашими головами, где сиял голубой месяц.

Василис извлек еще одну сигару, а затем повернул голову, чтобы взглянуть на меня.

— Я счастлив, что ты и Пол уладили ваши маленькие… разногласия, и теперь в ваших отношениях наступила гармония. Я надеюсь, что смог содействовать этому, — он помахал в воздухе сигарой, разгоняя душистый дым, — потому что, должен признаться, немного пошутил над вами.

Теперь наступила моя очередь взглянуть на него.

— Пошутили?

Он улыбнулся:

— Да, моя дорогая. Я запланировал, чтобы вы остались вдвоем на Косцене вчера. Я чувствовал, что вам необходимо время и уединение, чтобы решить ваши, как бы это сказать, проблемы. И я был прав. Теперь между вами все уладилось.

Мне оставалось только молча смотреть на него. Страх смешался с раздражением, вызванным его вмешательством, сознанием, что я оказалась пешкой в игре, которую он вел.

По-видимому, что-то отразилось на моем лице, так как он резко сказал:

— В чем дело? Я обидел тебя своим вмешательством? Поверь мне, я заботился о вашем благополучии — твоем и Пола. Я только хотел сгладить путь к вашему общему счастью. — Он снова взмахнул рукой, и красный огонек сигары разогнал тени. — Давай не будем заблуждаться. Пол влюблен в тебя, а ты — в него. Ни один из вас не может этого скрыть. Когда вы вместе, то кажется, что от вас исходит прямо-таки высокое напряжение. Это делает меня, Стейси, счастливым. Все, чего бы я хотел, это чтобы ты вышла замуж за Пола.

Однако его благоволение меня не обрадовало. Я сказала строго:

— Надо учесть и Леду. Ничто не может быть определенно решено, пока Пол не расскажет ей о нас. Это будет нечестно по отношению к ней. Она, может быть, любит его.

Василис нахмурился:

— Нет-нет, об этом нет и речи, не может быть. — Он помолчал, потом медленно добавил: — Некоторое время назад я сказал тебе, что этот брак сопряжен с рядом сложностей. Я чувствую, что из-за твоих отношений с Полом я должен

тебе кое-что рассказать о них. Я не хочу, чтобы Пол женился на Леде. Практически я полностью против этого. — Он снова помолчал. — Я узнал, что Леда, скорее всего, не может иметь детей.

Я уставилась на него. Затем тихо произнесла:

— Бедная Леда. Она знает об этом? Это она сказала вам?

Он покачал головой:

— Я думаю, что она еще не знает об этом. Мне сказал доктор Сикилианос. Как ты знаешь, несколько месяцев назад с Ледой произошел несчастный случай. Лодка, которой она управляла, перевернулась. У нее была ранена спина. После этого были сильные боли, ей делали рентген и лечили. И во время этого курса в больнице было установлено ее состояние.

— Но ведь доктор Сикилианос не практикующий врач, — возразила я. — Он, несомненно, нарушил требование конфиденциальности, сообщив об этом вам.

— Ты забываешь, что я опекун Леды. Естественно, я должен был быть поставлен в известность обо всем, что касается ее. Случилось так, что, когда несчастный случай произошел, Димитри наблюдал за ней, прежде чем ее можно было отправить самолетом в Афины. Хотя официально он больше не практикует, его поставили в известность о медицинской ситуации, и он видел некоторые рентгеновские снимки и записи о состоянии ее здоровья.

— Понятно.

— Конечно, ей скажут. Говорят о возможности операции, но… — Он пожал плечами. — Такие вещи обычно представляют определенный риск. И она всегда будет слабой, не сможет стать матерью многих сыновей. — Его черные глаза смотрели на меня в упор. — Ты понимаешь, поэтому, если бы Пол захотел на ней жениться, это было бы несчастьем. К счастью, он не хочет. Он влюбился в тебя.

В его голосе звучало странное удовлетворение, будто бы он сам себя поздравлял.

Я медленно сказала:

— Но почему это имеет такое значение? Если бы Пол захотел на ней жениться? Даже если Леда не смогла бы иметь детей, всегда можно взять ребенка на воспитание — усыновить. И если бы они любили друг друга, то могли бы быть счастливы.

Василис издал легкое восклицание.

— Ты просто не знаешь, что говоришь! — Голос его прозвучал нетерпеливо. — Мужчина должен иметь сына, сыновей. В Греции ни одна жена не считается исполнившей свой долг, пока не родит мальчика. Это традиция — традиция бедной страны. Сын, которому дано некоторое образование и в жизни предоставляется какой-то шанс, всегда получает возможность сделать карьеру и составить честь и удовлетворение своих родителей в старости. Девочка — это только ответственность. Вот почему обычай приданого все еще так силен даже в самом бедном доме, в самой бедной семье. Вот почему с рождением дочери начинается вязанье, изготовление кружев, шитье, чтобы были готовы домашние Одеяла, простыни и одежда в качестве приданого. Без всего этого девушка может оказаться обреченной на то, чтобы остаться на всю жизнь старой девой.

— Но это же примитивно!

— Это примитивная страна! — со странной гордостью ответил Василис. — И страна, которая искушена в сохранении элементарных ценностей. И я не отличаюсь от самого бедного крестьянина в том, что хочу, чтобы мой сын вырастил своих сыновей, которые будут носить имя Карвеллис, работать на крупнейшую судоходную компанию, которую я строил всю свою жизнь. — Он внезапно улыбнулся. — Ты счастливая женщина, Стейси. У тебя есть сын. Ты помнишь историю римской матроны, которая появилась неукрашенной, но сопровождаемой своими детьми на каком-то большом празднике? Когда ее спросили, где ее драгоценности, она указала на своих детей и сказала: «Вот мои драгоценности». У тебя твоя драгоценность — Никос. И у тебя будут другие драгоценности, сыновья, которых ты родишь Полу.