Сад принцессы Сульдрун
Шрифт:
Она подошла к трюмо с ящичками, где хранились ее гребни и другие мелочи. Трюмо покрылось ровным слоем пыли, к нему давно никто не прикасался. Привычным движением Сульдрун открыла потайное отделение. Внутри ее пальцы сразу нащупали украшения и безделушки: самоцветы, золотые и серебряные поделки – то, что ей дарили главным образом приезжие родственники и прочие посетители; ни король Казмир, ни королева Соллас не радовали дочь частыми подарками.
Сульдрун завязала драгоценности в шейный платок. Подходя к окну, она оглянулась, чтобы попрощаться со своей
Сульдрун вылезла в окно, пробралась по карнизу и вернулась к Эйласу.
Покидая темную комнату, они сначала слегка приоткрыли дверь и выглянули в щель, после чего вышли на тускло освещенную площадку лестницы. Сегодня ночью, как назло, во дворце еще не спали – видимо, приехали какие-то вельможи. Снизу, из восьмиугольного вестибюля, доносились голоса, и теперь молодые люди не могли сразу убежать тем путем, каким пришли. У них часто бились сердца, они смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами.
Эйлас тихо выругался:
– Мы в западне!
– Нет! – прошептала Сульдрун. – Спустимся по другой лестнице. Не беспокойся, так или иначе мы сбежим. Пошли!
Они побежали на цыпочках по коридору, соединявшему башню с другими помещениями Хайдиона. Так началась игра в прятки, нарушившая все планы и ожидания молодых людей. Они боялись собственных теней, и неоднократно внезапная опасность заставляла их сердца уходить в пятки. Они бегали, стараясь не производить ни звука, то в одну, то в другую сторону по коридорам древнего замка, прячась то в одной, то в другой комнате, отшатываясь и выглядывая из-за углов – из Восточной башни в Зеркальный зал, вверх по винтовой лестнице в старую обсерваторию, по черепичной крыше в гостиную на верхнем этаже, где высокородные любовники назначали тайные свидания, вниз по служебной лестнице в длинный темный коридор вдоль заднего двора, выходивший на галерею для музыкантов над Почетным залом.
Свечи ярко горели в настенных канделябрах – судя по всему, зал приготовили к ночному совещанию или к церемонии, но сейчас в нем было пусто.
Сульдрун и Эйлас спустились по узкой лестнице в каморку, соединенную с Малиновой гостиной, получившей такое наименование благодаря малиновой обивке кресел и диванов, – роскошное помещение с бежевыми деревянными панелями обшивки стен, отделанной слоновой костью, и огромным ковром ярко-изумрудного цвета. Сульдрун и Эйлас потихоньку подошли к выходной двери и выглянули в Длинную галерею, где в этот момент никого не было.
– Теперь уже недалеко, – сказала Сульдрун. – Сначала добежим до Почетного зала, а потом, если никто не появится, обратно до вестибюля Восточной башни – и наружу, мимо оранжереи.
Последний раз оглянувшись по сторонам, они добежали до сводчатой ниши входа в Почетный зал. Обернувшись, Сульдрун схватила Эйласа за руку:
– Кто-то вышел из библиотеки. Скорее, сюда!
Они проскользнули в Почетный зал. Здесь они остановились лицом к лицу, с широко раскрытыми глазами, переводя дыхание.
– Кто это был? –
– Кажется, жрец Умфред.
– Может быть, он нас не заметил.
– Может быть… Если заметил, то обязательно придет проверить. Спрячемся в кладовой!
– Не вижу никакой кладовой.
– Она за шпалерой. Быстрее! Монах уже за дверью!
Пробежав к трону в конце зала, они спрятались за бордовым занавесом. Выглядывая в прорезь, Эйлас заметил, как открылась входная дверь – потихоньку, очень осторожно. На фоне тусклого зарева факелов Длинной галереи появился темный силуэт округлой фигуры брата Умфреда.
Несколько секунд Умфред неподвижно стоял под аркой входа; только его бритая голова крутилась – он внимательно осматривал зал. Недоуменно хмыкнув, проповедник медленно двинулся вперед, продолжая крутить головой.
Сульдрун бросилась к задней стене кладовой, нащупала железный стержень в углублении пола и поочередно вставила его в два отверстия.
Эйлас удивился:
– Что ты делаешь?
– Умфред может знать про кладовую, он все тут вынюхивает. Но этого он не может знать.
Потайная дверь отворилась; в темную кладовую вырвалось лилово-зеленое мерцание.
– Если Умфред подойдет ближе, мы тут спрячемся, – прошептала Сульдрун.
Эйлас, стоявший у прорези занавеса, сказал:
– Нет, он возвращается… Он уходит. Сульдрун?
– Я здесь! Тут король, мой отец, хранит свою тайную волшебную коллекцию. Иди посмотри!
Эйлас подошел к проходу в альков, неуверенно озираясь по сторонам.
– Ничего страшного! – подбодрила его Сульдрун. – Я тут уже была. Этот бесенок в бутылке – маленький леший. Конечно, он хотел бы, чтобы его выпустили, но я боюсь, что он настолько озлобился в заточении, что будет мстить даже своим освободителям. Зеркало на стене – Персиллиан; он говорит, когда у него хорошее настроение. А из этого коровьего рога текут или свежее молоко, или мед – в зависимости от того, кто его держит.
Эйлас осторожно шагнул внутрь. Желтоватый леший раздраженно встрепенулся и уставился на него из бутыли. Возбужденно взметнулись светящиеся цветные блестки в высоких флаконах на полке. Висевшая в тени под потолком маска горгульи чуть наклонилась к Эйласу и растянулась в недоброй усмешке.
– Уйдем отсюда, пока вся эта чертовщина не навела на нас порчу! – встревожился Эйлас.
– Никакого вреда эти вещи мне не сделали, – возразила Сульдрун. – А зеркало знает, как меня зовут, и говорит со мной.
– Того, кто слушает колдовские голоса, ждет беда! Пойдем! Нам здесь не место!
– Подожди, Эйлас. Может быть, зеркало опять что-нибудь скажет – оно, кажется, доброе. Персиллиан, ты здесь?
Из зеркала послышался печальный голос:
– Кто зовет Персиллиана?
– Сульдрун! Ты говорил со мной раньше, помнишь? И называл меня по имени. Вот мой любовник, Эйлас.
Зеркало издало мучительный стон и принялось декламировать нараспев, заунывным басом – медленно, так, чтобы можно было безошибочно разобрать каждое слово: