Салтыков. Семи царей слуга
Шрифт:
И Петя эвон каких дел наворочал, к концу жизни в Великие произведен был.
— Ладно, — согласилась Екатерина Алексеевна. — Дайте только хоть посмотреть на него.
Дабы сохранить в тайне эти «смотрины», велено было «известного узника» из Шлиссельбурга перевезти в Кексгольм.
Сопровождал его генерал-майор Силин. В пути по Ладожскому озеру началась буря, судно, на котором они плыли, было разбито, и они, едва уцелев, высадись у деревни Мордя, отплыв от Шлиссельбурга всего тридцать верст.
В отличие от Петра III, Екатерина не стала разговаривать с узником,
— Нетушки, намучилась с одним, мне и довольно.
И хотя эти встречи Петра и Екатерины с «Иванушкой» проходили тайно, все равно в народ просочились слухи, что настоящий-то законный император жив и спрятан в Шлиссельбурге. А эти — Петр и Екатерина — даже не русские, немцы какие-то.
После свидания с Екатериной арестанта препроводили назад в Шлиссельбург, и к Панину Никите Ивановичу были вызваны два офицера — Власьев и Чекин.
— Мне сказали, что вы надежные ребята, — заговорил граф. — Поручается вам для охраны знатный арестант, которого содержать вы должны во всякой строгости, никого к нему не допускать, даже и самого коменданта, никто чтоб с ним разговоры не имел.
— А нам можно говорить с ним? — спросил Власьев.
— Можно, но… — Панин несколько замешкался. — Но лишь о пострижении его в монахи и замене имени, скажем, на Геврасия. И сами никому о том арестанте не разглашайте. Никому его не отдавайте, разве что по именному указу ее величества или по моему письменному приказу. Если вздумают отбить силой и устоять не сможете, живым его не отдавайте.
— Значит, убить? — спросил Чекин.
— Умница. Догадался-таки, — усмехнулся граф.
Коменданту Шлиссельбурга майору Бередникову было указано в дела офицеров Власьева и Чекина не вмешиваться и ни на какие посторонние труды их не употреблять.
Бередников знал, кто есть этот узник, но вслух даже дома не произносил его настоящего имени, не то что по службе: «Знатная особа». И все.
Но нашлись смельчаки, вслух начавшие говорить об Иване Антоновиче как о законном наследнике престола. Чересчур разговорчивые были взяты под караул и, обвиненные «в оскорблении ее величества и умысле ко всеобщему возмущению», осуждены самим Сенатом.
Петр Хрущев и Семен Гурьев к отсечению головы, а Иван и Петр Гурьевы в каторжные работы.
Однако императрица, объявив, что не жаждет крови у престола, заменила казнь на вечную ссылку на Камчатку, а каторжные работы на ссылку в Якутск, молвив при этом:
— Пусть там с медведями заговоры строят.
Но если меж этими преступниками шли только разговоры об Иване Антоновиче, то в 1764 году в самом Петербурге возник заговор с целью освобождения его и возведения на престол.
Вдохновителем заговора стал подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Мирович [79] , тяготившийся своим маленьким чином и считавший себя человеком знатного происхождения.
79
Мирович Василий Яковлевич (1740–1764) —
Еще бы, он был внуком переяславского полковника. Но знатностью этой гордиться не смел, поскольку дед его Федор Мирович когда-то вместе с Мазепой передался Карлу XII. Такую «знатность», наоборот, скрывать приходилось, что было нестерпимо для самолюбия Мировича.
На его глазах свершился переворот 1762 года и взлет карьеры братьев Орловых.
«Чем я хуже их? — травил себя этой мыслью Мирович. — Им так просто тогда удалось. Отчего ж мне не попробовать? И тогда и слава, и честь, и богатство. И сестрам помогу».
Свой план Мирович изложил другу своему, поручику Великолукского полка Аполлону Ушакову:
— Все, брат, просто. Я несу в Шлиссельбурге караул, ты приплываешь на лодке под видом курьера и вручаешь мне манифест от имени императора Ивана Антоновича. Я читаю манифест солдатам, и мы, взяв из тюрьмы Ивана, плывем в артиллерийский лагерь, что на Выборгской стороне. И артиллеристы делают то, что сделали в шестьдесят втором году измайловцы, провозглашают Ивана императором. Он-то русский, а она? Немка чистых кровей. Усек?
— Но гвардейцы любят ее и могут оказать сопротивление.
— А мы это сделаем в ее отсутствие. Она собирается отъехать в Ригу, наверняка и многих захватит для охраны. А как откроется, что настоящий-то император Иван… еге-ге, что начнется.
— Но об этом, Вася, пока никто не должен знать. Дело рисковое.
— Это само собой, — согласился Мирович.
Они понимали, на что идут, и даже предусмотрели для себя худший вариант — провал. И 13 мая в Казанском соборе отслужили по себе панихиду, а в ближайшем кабаке и помянули чаркой самих себя.
И напророчили. Через две недели Ушаков утонул в реке при исполнении задания Военной коллегии.
Но, потеряв своего единственного сообщника, Мирович и не думал отступать: «Справлюсь и один, манифест будет у меня за пазухой».
Он сам изготовил манифест, в котором от имени Ивана. Антоновича сообщалось о восшествии на престол законного наследника, и подпись заделал соответствующую: «Милостью Божьей Иван VI император Великая, Белая и Малая Руси самодержец».
В начале июля от Смоленского полка был выделен для Шлиссельбурга недельный караул, начальником которого назначили подпоручика Василия Мировича.
Едва заступив, Мирович начал действовать. Он подозвал к себе солдата Писклова:
— Ты знаешь, что в крепости томится император Иван Антонович?
— Откуда? — изумился тот.
— Так вот я хочу его освободить. Ты поддержишь меня?
— Но как комендант?
— Комендант злодей, его нечего слушать. Так отвечай, ты поддержишь меня?
— Я готов, но как другие.
— Есть и другие, — слукавил Мирович. — Главное, чтоб вы исполняли мои команды.
Подобные разговоры он провел с несколькими солдатами, уверяя каждого, что в заговоре есть и другие. Даже сговорил двух капралов.