Салтыков. Семи царей слуга
Шрифт:
Эту подготовку Мирович провел днем, получив от каждого уверения, что-де я готов, если готовы другие солдаты.
Во втором часу пополуночи на 5 июля он вошел в караульное помещение и скомандовал:
— К ружью! Строиться!
Солдаты, разобрав ружья, построились.
— Заряжай пулями!
Солдаты начали заряжать оружие. И в это время, заслышав в караулке шум, появился из своей квартиры комендант Бередников.
— Это что такое? — вскричал он.
Мирович, подбежав к нему, ударил его прикладом по голове и, схватив за ворот, закричал:
— Вот
Комендант был повязан и арестован.
Мирович в сопровождении вооруженных солдат вышел во двор и решительно направился к казарме, где находилась гарнизонная команда. От казармы послышался окрик:
— Кто идет?
— Иду к государю, — ответил Мирович.
Из гарнизона раздался ружейный залп, завизжали пули. Мирович приказал стрелять в ответ. Тут солдаты истребовали:
— Покажи нам вид, почему мы должны так поступать.
— Вот манифест, — выхватил Мирович из-за пазухи бумагу.
— Прочитай, что в нем.
Мирович прочел несколько строк, скорее на память, чем что-то видя в темноте, и сказал:
— Поздравляю вас с законным государем!
Солдаты вроде поверили.
Поскольку гарнизон отстреливался, Мирович велел притащить пушку, не столько для стрельбы, сколько для угрозы.
— Босов, — подозвал он солдата, — ступай, скажи им, что мы начнем палить из пушки, если они не сложат оружия.
Босов ушел. Мирович приказал не стрелять и своим, опасаясь, что нечаянно могут убить императора. Воротившийся Босов сказал:
— Они положили ружья. Можно идти.
Мирович со своими солдатами бросились к казарме. Когда вошли, там было темно.
— Дайте свету! — скомандовал Мирович.
Принесли шандал с горящими свечами. И тут Мирович увидел лежащего на полу человека, заколотого ударом в сердце.
— Эт-та кто? — пролепетал Мирович.
— Это тот, кого вы шли выручать, — ответил Власьев, стоявший рядом с Чекиным.
— Ах вы, сволочи! — Мирович подбежал к ним. — Что ж вы наделали? Как вы не побоялись Бога? Вы ж пролили невинную кровь государя.
— Мы это сделали по указу, — отвечал Чекин. — А вот вы от кого пришли? Вот читай. — И протянул Мировичу бумагу.
Тут зашумели солдаты:
— Прикажи заколоть их, раз они убили государя.
— Не трогайте их. Они исполняли приказ. А нам… нам уже помощи ждать не от кого.
Встав на колени, Мирович поцеловал убитого, прошептал:
— Прости, государь, что не уберегли тебя.
Потом поднялся и, не отирая на лице слез, сказал солдатам:
— Ребята, во всем виноват только я. Вашей вины здесь нет. Поднимите государя, вынесите во двор и велите играть зорю.
Чрезвычайный суд из Сената и Синода присудил Мировича к смерти, несмотря на резолюцию императрицы: «Что принадлежит до нашего собственного оскорбления, в том мы сего судимого всемилостивейше прощаем…»
Поскольку сия высокая сентенция была положена на вежливой просьбе суда
Не станем лукавить, знала Екатерина Алексеевна, что решит суд, знала, более того, была заинтересована в исчезновении Мировича, однако не могла «всемилостивейше» сознаться в этом. Не позволяла ей это сделать линия поведения ее с русским народом в роли заботливой, всемилостивейшей матушки-государыни, линии, которой она придерживалась с самого приезда в Россию и благодаря которой была возведена на престол.
К 15 сентября на Петербургском острове на Обжорном рынке был возведен высокий помост для свершения казни. К заранее объявленному часу на площади собралась огромная толпа, люди обсели даже крыши ближайших домов, ребятишки деревья.
В полдень на помост взошел Мирович с гордо поднятой головой.
Все было там — и палач с помощниками, и топор, воткнутый в плаху. Но народ, отвыкший за время царствования Елизаветы Петровны от таких жестокостей, не верил в готовящееся.
— Простит, — говорили твердо в толпе. — Это чтоб попугать.
— В самый последний момент простит.
— Даже Петр Великий…
Но раздался удар топора, и палач поднял вверх отрубленную гордую голову. И охнула изумленная толпа от содеянного, не угадавшая волю монаршую, со многими дурно стало.
Солдат, поддержавших Мировича, прогнали сквозь строй, насыпав сверх меры палочных ударов, и раскассировали по отдаленным полкам.
Власьев и Пекин за неукоснительное исполнение приказа получили по 7 тысяч рублей и дали подписку вместе ни в каких компаниях не бывать и даже в городах столичных вместе не съезжаться, а об известном событии никогда не говорить. И все это под страхом лишения чести и живота.
Надо было как можно скорее забыть о случившемся, да так, как будто его никогда и не было, Поскольку время востребовало не того, кто нужен был.
Ошиблось время-то. Поправить его надо.
2. Дело Салтычихи [80]
— Ваше сиятельство, прибыл обер-полицмейстер Москвы, — доложил адъютант.
— Бахметев?
— Так точно.
— Приглашай.
Обер-полицмейстер вошел, держа под мышкой увесистую папку.
— Вот принес, как вы просили, ваше сиятельство.
— Давайте на стол, будем смотреть вместе, — сказал Салтыков.
Бахметев положил тяжелую папку перед генерал-губернатором, стал развязывать замусоленные тесемки.
80
Салтычиха (Салтыкова Дарья Ивановна; 1730–1801) — помещица, известная зверскими истязаниями крепостных. В 1768 г. была присуждена к пожизненному заключению в тюрьму при монастыре, где и умерла.