Салтыков. Семи царей слуга
Шрифт:
— Григорий Григорьевич, езжайте с гвардейцами за ним. Пусть он прибудет сюда, а тут мы уже решим, что с ним делать.
— В Петропавловку его надо, — сказала Дашкова. — А еще лучше в Шлиссельбург.
Императрица улыбнулась снисходительно, но смолчала, кивнула Орлову:
— Ступайте за ним, Григорий Григорьевич.
До Ораниенбаума рукой подать, и уже после обеда Орлов привез Петра в сопровождении Гудовича. Алексей Орлов указал им флигель, в котором экс-императору предстояло ждать решения своей судьбы.
— Ну что касается предложения княгини Воронцовой-Дашковой, —
— Но он же собирался упечь вас в монастырь, — не унималась Дашкова.
— Тем более не хочу следовать его методе. Как бы вы поступили, Александр Михайлович? Уж вы-то опытный дипломат, вам и карты в руки.
— Шлиссельбург не выход, — заговорил Голицын. — Это превратит его в мученика-героя, и найдется сумасшедший, который постарается его освободить. Русские любят мучеников. И снова смута.
— Ну так как быть?
— Надо дать ему возможность жить частным лицом недалеко от столицы под охраной преданных вам гвардейцев, ваше величество. Но пред тем обязательно обнародовать его отречение от престола.
— А если он попросится в Голштинию?
— Отпустите его.
— Ага, — вмешалась опять Дашкова. — Он там стакнется со своим любимым Фридрихом.
— Фридриху он был любезен как император, княгиня, но как частное лицо не будет представлять интереса. А чтоб именно так и было, вам, ваше величеств о, в первом же письме к прусскому королю надлежит заявить, что вы остаетесь верны договору о мире. И все. Фридрих и не подумает из-за Петра начинать войну, тем более он и так потерял в ней много.
— Спасибо за совет, Александр Михайлович, — поблагодарила вполне искренне императрица. — А теперь давайте решим, куда его лучше всего сослать. Григорий Григорьевич, предлагайте.
— Я бы отправил его в Ропшу, ваше величество.
— Почему именно туда?
— Там есть дворец для размещения. И это всего в двадцати семи верстах от столицы. Туда идет наезженная дорога. И что не менее важно, Ропша далеко от моря.
— Ну и что?
— Ну как же, ваше величество? У него шведский король — родня, вздумает выручить…
— Он и мне родня, — улыбнулась Екатерина. — Но я вполне с вами согласна, Григорий Григорьевич. Везите его в Ропшу, пожалуйста.
— А если он попросит увидеть вас? — спросил Орлов.
— Вряд ли. Пусть напоследок полюбуется Елизаветой Романовной. Ну а если все же попросит — откажите. Довольно я насмотрелась на эту рожу.
Через час в сопровождении гусар и Алексея Орлова Петр отправился в Ропшу, в почетную ссылку. А любовницу его, Елизавету Романовну, велено было везти в Москву.
А Екатерина Алексеевна стала готовиться к торжественному въезду в свою столицу, и Григорий Орлов уже в ночь ускакал в Петербург, чтобы сделать все для ее встречи на высшем уровне.
25. Смерть Петра
Дворец в Ропше, построенный еще Петром I для его сподвижника Ромодановского [76] ,
Дворец не маленький, но бывшему императору отвели невеликую комнату, из которой его почти не выпускают. У двери часовой, у окна часовой — тоскливая жизнь наступила.
76
Ромодановский Федор Юрьевич (ок. 1640–1717) — князь, государственный деятель. В 1686–1717 гг. возглавлял Преображенский приказ, ведавший политическим сыском. Фактически стоял во главе управления страной в период отсутствия Петра I, пользовался его неограниченным доверием.
Петр Федорович пишет письма своей жене, ныне царствующей Екатерине Алексеевне, умоляя вернуть ему его единственное утешение — Елизавету Воронцову, скрипку и собаку. Ну и отпустить его в родную Голштинию.
Однако жена не отвечает. В письмах он унижается, клянется в лояльности, ночью, лежа в холодной постели, скрипя зубами, шепчет по ее адресу проклятья: «Сука, сволочь, гадина. Да если б знал, давно б убил тебя. Ну погоди, ну погоди».
Екатерина хотя и не отвечает на его записки, но все их читает внимательно, иногда и слезинку уронит, не то несчастного мужа жалея, не то себя, угодившую в такую историю. Ах, если б он умер, какое б было ей облегчение. Эта кощунственная мысль никогда никому не высказывается, но она как надоедная муха зудит в ее голове.
Она не может быть спокойна, пока он тут рядом под Петербургом, он, законный наследник русской короны.
Ночью в жарких объятиях Григория Орлова она иногда вдруг начинает плакать.
— Что с тобой, Катенька? — спросит возлюбленный участливо.
— Ах, Гришенька, — вздохнет она, прижимаясь к богатырской груди его. — Что-то будет…
— Все, что надо, уже было, Катя. Ты на троне, я твой страж, за мной гвардия, нам сам черт не страшен.
— Черт, может, и не страшен, — вздыхает Екатерина со значением.
И Орлов догадывается, о чем думает его царственная зазноба, и понимает, что она никогда никому не скажет этого вслух. Даже ему, любимому. Но и он ей даже намеком не посмеет сказать, о чем догадывается. Вот брату можно и впрямки:
— Слушай, Алеха, доколе ты будешь возжаться с этим тонкошеим?
— Ишь ты какой прыткой. Ободрали его как липку.
— А при чем тут это?
— Как при чем? Ему даже в карты играть не на што. Пришлось своих сотню в долг дать.
— А при чем карты?
— А что мне с ним еще делать? В жмурки играться?
— Напейтесь как следует, поссоритесь, и… По пьянке чего не бывает. Что ты, маленький, тебя учить надо? Она по ночам спать не может из-за него.
— А може, из-за тебя, Гриш?
— Ох, Алеха, выпросишь по зубам.
— Ладно. Не серчай.
— Возьми Федьку с Ванькой Борятинских, Гришку Потемкина и еще кого из наших, наберите водки, закуски побольше. Упейтесь как следует, а особенно его постарайтесь накачать. И все. Може, он от перепоя и сам окочурится. Уходить его надо, неужто не ясно?