Салтыков. Семи царей слуга
Шрифт:
— А как же, чай, война не кончилась.
— Вот мы и решили позвать тебя. Ее величество велела, зовите, мол, фельдмаршала, ему все исполнять придется, с ним и составляйте план. Мы зовем, а тебя нет все.
— Да меня задержали сравнительные испытания артиллерии.
— Знаем. Все это Петр Иванович затеял.
— Я догадался.
— Он с этим своим единорогом всем уши прожужжал, мол, ни у кого такой пушки нет. Надо, мол, чтоб враг не проведал ее секреты.
— Возни нам с этой его секретностью. Пушку закрывай, никого не подпускай. Надысь часовой поранил
— И что же вы с ним сделали? — улыбаясь, спросил Воронцов.
— С кем?
— С солдатом, конечно?
— Пришлось благодарность выносить.
— Вот те раз. Он же офицера ранил, говоришь.
— А зачем к секретному орудию офицеру приспичило? Знал же, что секретное.
— А что, там действительно большой секрет?
— Да как сказать? У единорога коническая зарядная камера, это ускоряет заряжание, а при выстреле уменьшает рассеивание. Ну и к тому ж за счет облегчения лафета единорог более маневрен, чем старая пушка, а еще и прицел в виде диоптрии. А это повышает точность стрельбы.
— Ну что ж, это немало. Значит, Петр Иванович знал, что секретить. Ну бог с ним, с единорогом. Мы получили, Петр Семенович, ваш краткий план будущей кампании. Но он, как бы это сказать, похож на сказку: если пойдешь налево — погибнешь, если направо — пропадешь.
— Неужто поняли так? — Салтыков почесал нос.
— Ну вот смотрите, — Воронцов придвинул к себе бумагу. — Если, мол, пойдем направо, то есть в Померанию, то можно, посылая отряды, оголодить эту еще не тронутую страну, если пойдем влево, в сторону Силезии, то эти места совсем истощены. Очень уж коротко и, главное, без обоснований и боевых операций. Мы вас вызвали, чтоб вы представили план подробный, обстоятельный, с объяснением, почему так, а не по-другому. Ее величество велела, пусть, мол, распишет и объяснит. И сказала, что сама потом ознакомится и подпишет. Сколько вам надо, чтоб расписать все?
— Я думаю, недели достаточно.
— Хорошо. Через неделю соберем Конференцию, обсудим, а потом представим ее величеству. Вы с чем-то не согласны, Петр Семенович?
— Да нет. Как не согласиться с ее величеством. Но дело в том, Михаил Илларионович, что слишком подробный план опасен.
— Отчего же?
— Попав к прусскому королю, он дает ему возможность принять свои меры.
— Но как он к нему попадет? Помилуйте, Петр Семенович.
— Увы, попадает, ваше сиятельство. Король, как правило, знает каждый наш шаг. Я в этом убедился.
— Шпионы?
— Я полагаю, да.
— Может, поэтому вы и пишите или-или?
— Отчасти и поэтому. Вы знаете, отчего наш святой Александр Невский всегда побеждал?
— Отчего? Интересно.
— Оттого, Михаил Илларионович, что никому, даже близким дружинникам, не говорил о своих планах. А мы выносим на Конференцию, потом во дворец.
— Но, дорогой Петр Семенович, вы же не хотите сказать, что шпион среди членов Конференции или при дворе?
— Я этого не знаю, ваше сиятельство. Но мы слишком громко говорим об этом, а как вы знаете, и у стен есть уши.
— Ну
— Отчего же? Я напишу подробно и обстоятельно, как просит ее величество, но на Конференции читать не буду, назову только основные возможные направления наших маршей.
— И опять: или-или?
— Раз вам так хочется, ваше сиятельство, считайте так: или-или.
Возвращался домой Салтыков не в лучшем расположении духа. Увы, не нравилось ему публичное обсуждение грядущей военной кампании, не нравилось. То, что принц был ярым поклонником короля Фридриха, ни для кого не было секретом.
«От него наверняка многое передается королю, — думал с горечью фельдмаршал. — А сам канцлер Воронцов? Он же кавалер прусского ордена Черного Орла и еще, говорят, имел от Фридриха приличный пенсион. За что это ему? Вот тут и ломай голову, кого больше остерегаться надо: принца или канцлера?»
Всю неделю Салтыков работал над планом, исписав около двадцати листов бумаги. После того сам перебеливал, стараясь четко выводить каждую букву, знал, что план будет читать императрица.
Конференция, как и договаривались с канцлером, состоялась в следующую среду.
— Господа, — начал негромко Петр Семенович. — Я предлагаю вашему вниманию план военной кампании на тысяча семьсот шестидесятый год. Во-первых, мы должны овладеть Померанией и крепостями по Одеру и так утвердиться, чтоб остаться там зимовать. Очень уж это расточительно, весной завоевывать, а осенью оставлять и уходить зимовать на Вислу.
— Наконец-то я слышу разумное решение, — заметил Иван Шувалов.
— Далее, — продолжал Салтыков, даже не взглянув на фаворита. — В самом начале кампании надо овладеть Данцигом, это нас обезопасит с этой стороны. А кроме того, мы отымем у неприятеля базу снабжения хлебом, лошадьми и даже монетой. По занятии Данцига наступать внутрь Померании до реки Праги. Создаем здесь укрепленный лагерь и отправляем корпус для осады Кольберга.
— Сколько его можно осаждать? — проворчал Бутурлин. — Надо и взять когда-то.
— Вы правы, Александр Борисович, — согласился Салтыков. — Я думаю, его не могли в прошлые годы взять из-за того, что не придавали ему большого значения. Мы все время целились через Франкфурт на Берлин. А вот Фридрих знал ему цену и все время укреплял. А нынче я надеюсь прикрыть осаду Кольберга главной армией, чтоб не допустить к нему сикурса от короля. И я также надеюсь, что и союзники помогут, отвлекут Фридриха на себя. Без Кольберга нам и зимовать будет невозможно в Померании.
— А что дальше после взятия Кольберга? — спросил Петр Шувалов.
— Укрепив эту крепость с суши и с моря и наладив через нее по морю снабжение армии, мы перейдем Одер и без помех пойдем на Берлин. Взятием столицы Брандербургии и разгромом основных сил короля мы принудим его к заключению мира, выгодного для России и ее союзников.
— Ну что ж, план, по-моему, прекрасен, — сказал Воронцов, оглядывая членов Конференции. — Мы должны согласиться с ним. А? Александр Борисович? Вы человек военный, как оцениваете?