Салтыков. Семи царей слуга
Шрифт:
— Гони!
И четверка помчала легкую карету. Рядом у самого окошка экипажа скакал на вороном коне Бибиков.
Орлов не давал коням перейти даже на рысь, выхватив у кучера кнут, хлестал по сытым спинам лошадей. Четверка шла махом, так что карета едва по воздуху не неслась, высоко подлетая на мелких ухабах, раскачиваясь из стороны в сторону.
Вскоре с четверки от гонки стала слетать лохмотьями белая пена.
— Ваш бродь, запалишь, — пытался уговорить Орлова кучер.
— Н-ничего-о! Жирок скинут!
Где-то на полпути перед Петербургом их встретил Григорий Орлов
Императрица перешла в карету Борятинского, рядом с ней сел Григорий Орлов, молодой, здоровый красавец. Подмигнул озорно Екатерине:
— Не боись, матушка, все в порядке.
— А я и не боюсь, — отвечала, улыбаясь, она.
— Алешка, гони! — крикнул брату, взобравшемуся на облучок.
На запятки успел прыгнуть Борятинский, и опять бешеная скачка. Въехали в Петербург. Григорий выглянул в оконце, крикнул:
— В Измайловский, там ждут!
Подъехали к казармам Измайловского полка. И едва Екатерина ступила на землю, как ударили тревогу барабаны. Из казарм хлынули солдаты, бросились к императрице, падали перед ней на колени, целовали платье:
— Матушка, избавительница наша!
— Да мы за тебя живота не пожалеем!
Возбужденная Екатерина совала им руку для поцелуя, говорила с искренним чувством, едва удерживая слезы:
— Спасибо, милые… Я тоже за вас… Я с вами.
Тут же явился откуда-то полковой священник, его тащили под руки солдаты.
— Присягать! — крикнул Орлов. — Присягать ее величеству!
Начинается присяга на верность. Священник осеняет крестом солдат, Екатерину.
— В Семеновский! — командует Орлов и подсаживает императрицу опять в карету.
Едут шагом, впереди со взнятым крестом идет священник.
Семеновцы предупреждены и с криком «ура-а!» бросаются навстречу. Екатерина машет им руками.
Так в окружении семеновцев и измайловцев она направляется в Казанский собор, где на широком крыльце встречает ее архиепископ Дмитрий. Он тоже не скрывает радости.
Начинается молебен, на ектинье [73] возглашаются многие лета самодержавной императрице Екатерине Алексеевне и наследнику ее великому князю Павлу Петровичу.
Меж тем к казарме Преображенского полка подскакал конный гвардеец и закричал толпящимся солдатам:
— Что ж вы рты пораззявили? Голштинцев ждете? Ступайте к матушке в Зимний дворец. Ей все уж присягнули.
Солдаты кинулись разбирать свои ружья, заряжать их, побежали толпой на плац. Там стоял мрачный майор Текутьев.
73
Ектенья — в Православной Церкви — молитва, входящая в состав каждого богослужения, провозглашаемая обычно дьяконом и содержащая просьбы, обращенные к Богу. По своему происхождению ектенья — род колдовского заклятья, и всем своим содержанием она приучает верующих к мысли о полной зависимости человека от Бога.
— Ваш бродь, командуйте, куда идти.
Майор молчал. И тут кто-то крикнул:
— Братцы,
Перед гренадерской ротой появился на коне майор Воейков с обнаженной шпагой.
— А ну стой, сукины дети!
Однако рота продолжала идти, словно и не было команды.
— Вы что, мать вашу! Не подчиняться?!
Он поскакал, размахивая шпагой, ударил ею по штыкам. И тут гренадеры кинулись на него. Конь, уколотый кем-то штыком, кинулся к Семеновскому мосту. Воейков, видя, что и там толпятся солдаты, спасаясь от бегущих за ним гренадер, направил лошадь по грудь прямо в Фонтанку. Гренадеры в воду не полезли, обругав майора, побежали догонять товарищей.
А Екатерина была уже в новом каменном Зимнем дворце, где собрался Синод и почти весь Сенат. Царило радостное оживление. Решалось все быстро и единогласно:
— Надо манифест, ваше величество! И присягу.
— Я согласна, — сказала Екатерина и, осмотревшись, увидела Теплова. — Григорий Николаевич, пожалуйста.
— Слушаюсь, ваше величество, — отозвался с готовностью Теплов.
А меж тем Измайловский и Семеновский полки окружили дворец, поставили везде караулы. Прибывшим последними преображенцам весело пеняли:
— Проспали, сони.
— Так мы ж не нарочи. Офицеры упирались.
— А вы б их под арест.
— Вон взяли четверых, пусть матушка судит.
Когда императрице доложили, что и вся конная гвардия перешла на ее сторону, она спохватилась:
— Господи, а где же принц Георгий? — И, обернувшись к Орлову, попросила: — Григорий Григорьевич, пошлите к принцу Георгию, кабы беды не случилось. Скажите своим, чтоб не вздумали обижать, я запрещаю.
Опоздал запрет матушки-императрицы. Конногвардейцы уже хозяйничали в доме своего главнокомандующего. Завидев въезжающих во двор гвардейцев, принц смекнул, в чем дело, и крикнул денщику:
— Меня нихт! — и бросился в какой-то чулан, зарылся в пыльном тряпье.
Денщик, будучи тоже голштинцем, не выдал хозяина. Но гвардейцы попросту начали грабить дом принца, забирая, кому что нравится, и, лазая по кладовкам и чуланам, наскочили на принца.
— Ребята, а вот и дракон наш!
— А ну тащи его сюда на правеж!
— Меня не трогаль, — лепетал испуганный принц Георгий. — Я есть кароший человек… Я вас любиль есть…
— Слышь, ребята, он нас любил! — ржали жеребцами гвардейцы. — Экзерцициями замучил, гад.
— Мы тебя тоже любиль… Скидавай портки!
И когда прибыли к дому принца посланцы императрицы, гвардейцев уже и след простыл, а сам его высочество, всклокоченный и избитый, сидел посреди разграбленной залы, лепеча жалко:
— России есть плёх… люди есть звиерь…
В Зимнем дворце шли беспрерывные совещания по закреплению результатов переворота.
— Надо послать в Кронштадт адмирала Талызина с манифестом.
— Иван Лукьянович, вы передадите вице-адмиралу Полянскому рескрипт о восшествии на престол ее величества Екатерины Алексеевны и примите от гарнизона присягу на верность ей. Зачтете указ, никаких военных действий не предпринимать и приказов бывшего императора не исполнять.