Салтыков. Семи царей слуга
Шрифт:
Женщины, услышав о случившемся, заахали, завопили:
— Что же с нами будет?! Куда теперь мы?
— Оставайтесь здесь! — приказал Петр, все еще не пришедший в себя от такой новости.
— М-да, — пожевал губами Миних. — Этого следовало ожидать.
— Почему?
— Вспомните Елизавету Петровну, государь, не так ли поступила и она.
— Но там император был в пеленках, а я-то, я…
— Вы, государь, обидели гвардию.
— Чем, фельдмаршал? Что вы говорите?
— Вы поставили над ней вашего дядю, толком не знающего русского
— Кстати, Гудович, скачите в Ораниенбаум и ведите сюда мой полк. Будем готовиться к сражению. Как только победим, я эту дрянь запру в монастырь.
Все гости разбрелись по парку, по флигелям, Измайлов отправился на кухню, дабы распорядиться предстоящим обедом.
Петр вернулся в Монплезир, позвав за собой Волкова, схватил с кресла платье жены и со злостью зашвырнул его в угол, выругавшись:
— С-сука! — Сел на освободившееся кресло, предложил Волкову: — Садись, Дмитрий, к столу, будешь писать манифест и указы.
Первым был написан манифест, в котором Петр сообщал народу, что его супруга «предерзостно и незаконно» захватила престол, принадлежащий ему, Петру III, родному внуку Петра Великого, и возмущает против него — законного наследника — его гвардию. Призывая народ не подчиняться самозванке, он обещал достойно наказать всех участников этого бунта и править державой, ему врученной от Бога, по правде и совести.
Указы писались командиру гвардии принцу Георгу и полковникам стоявших в Петербурге частей. Всем им приказывалось безотлагательно следовать с полками в Ораниенбаум в полном боевом вооружении, чтобы встать на защиту его величества от бунтовщиков и взбесившейся бабы.
Встал вопрос, с кем отправить в Петербург манифест и указы.
Петр хотел послать кого-нибудь из голштинцев, но прозорливый Миних отсоветовал:
— Нельзя их, государь.
— Почему?
— Потому что их просто прибьют там. Надо послать с русскими солдатами.
Вызвали гофмаршала.
— Михаил Львович, немедленно найдите двух-трех русских солдат.
— Но где их тут взять?
— Хоть родите! — обозлился Петр. — Ступайте и исполняйте!
Измайлов ушел в великом смятении: действительно, где взять русских солдат? И, проходя через двор, увидел кучеров у экипажей, которые, распрягши коней, о чем-то гомонили.
И гофмаршал осенило: «Вот они, настоящие русские солдаты». Он подозвал трех из них, приказал:
— Ступайте за мной, его величество ждет вас.
Кучера, недоуменно переглядываясь, отправились за гофмаршалом. Измайлов вошел в Монплезир с чувством исполненного долга.
— Ваше величество, вот вам три русских солдата.
— Спасибо, маршал, — сказал Петр, с неудовольствием оглядывая кучеров.
Он был недоволен видом этих «русских солдат». «Не солдаты, а мешки с дерьмом, то ли дело мои голштинцы…» Однако выбрать было не из чего.
— Вот что, орлы, — заговорил Петр. — Вот вам мой манифест и мои указы. Отправляйтесь
Вечером из Ораниенбаума Гудович привел полк голштинцев для защиты Петергофа. Миних, опытным глазом увидев это воинство, сказал императору:
— Эти годны для лишь для парада, ваше величество.
— А что прикажете делать?
— Надо идти в Кронштадт и оттуда, опираясь на флот, предъявить столице ультиматум. Можно даже войти в Неву и бомбардировать мятежные казармы.
— Прекрасный план, — загорелся Петр и призвал адъютанта Девьера: — Граф, берите лодку, отправляйтесь в Кронштадт, предупредите адмирала Полянского, что я иду к нему.
Тут же голштинцам было приказано воротиться в Ораниенбаум в казармы и ждать дальнейшего указания императора.
Петр отправил к причалу адъютанта Костомарова:
— Узнайте, какие плавсредства есть в нашем распоряжении.
Тот воротился, доложил:
— Есть яхта и прогулочная галера, ваше величество, готовые выйти в море.
Император приказал всем грузиться на корабли, но женщины было запротестовали:
— Да вы что? На ночь глядя идти в море? Не пойдем.
Однако, когда их припугнули, что сюда явятся бунтовщики и всех их прирежут, а в Кронштадте они будут в безопасности, с причитаниями и хныканьем дамы стали подниматься на галеру и яхту.
Наконец отчалили в сторону Кронштадта, далеко на горизонте подмигивавшего огоньками. Ветерок был слабый, яхта шла галсами [75] , галера напрямик, шлепая длинными веслами.
75
Галс — курс судна относительно ветра. Например, судно идет левым галсом — когда ветер дует в левый борт судна.
И хотя Кронштадт казался очень близким, подошли к нему лишь к полуночи. С берега раздался окрик:
— Кто плывет?
В ответ прокричал Гудович:
— Его величество император Петр Федорович.
— У нас нет такого, — отвечали с берега. — У нас есть ее величество Екатерина Алексеевна.
— И тут успела, сука! — вскричал Петр.
Миних, стоявший рядом с Гудовичем, тихо сказал ему:
— Скажите государю, что стоит ему ступить на берег с адъютантами, и крепость будет его.
— Ваше величество, давайте подплывем к берегу, сойдем на землю, и, увидев вас, никуда они не денутся, перейдут на нашу сторону.
Однако на берегу в ночной тишине, видимо, услышали уговоры адъютанта, предупредили с угрозой:
— Если вы не повернете, мы открываем огонь.
Услышав это, заголосили женщины. Император направился вниз в каюту, буркнув капитану:
— Заворачивай.
— Левая, табань! — подал команду капитан.
Миних последовал за императором, туда же отправился Гудович. Петр был в угнетенном состоянии, он сидел, втиснувшись в угол каюты.