Сальватор

Дюма-отец Александр

Глава XLIII

Как господин Конрад де Вальженез узнал, что его настоящее призвание – быть комиссионером

Сальватор прервал свой рассказ.

– Простите! – сказал он кузену, – возможно, вам мой рассказ покажется слишком долгим. Но я подумал, что моя жизнь является таким важным событием в вашей жизни, что вам будет интересно узнать о ней все до мельчайших подробностей.

– И вы правы, мсье, – ответил Лоредан, ставший более серьезным. – Продолжайте, я вас внимательнейшим образом слушаю.

– Еще не успел я никого увидеть, – продолжал свой рассказ Сальватор, – а голос проповедника уже

тронул мою душу. Этот нежный голос, то дрожа, то набирая силу, проникал повсюду. Несколько минут я слышал только звуки: это была словно музыка, сладкий и гармоничный речитатив. Я оказался в далеком будущем, и этому голосу требовалось время для того, чтобы туда долететь из этого мира, который для меня был уже в прошлом… Из первых услышанных мною слов я понял, что проповедник не то чтобы осуждает самоубийство, а говорит о самоубийстве. Текст проповеди был очень высокопарен с точки зрения нашего общества и касался долга человека по отношению к ему подобным. Священник говорил о той пустоте… не могу точно выразиться, но попробую, о несовместимой пустоте, которую создает вокруг себя человек, решивший умереть до того времени, которое отпущено ему Провидением. Он прочел те строки из Шекспира, которые были вложены в уста Гамлета, когда он размышлял о том, что мысль о самоубийстве охватывает его, торопит, подталкивает к могиле:

Чтоб лечь в могилу, нужен Божий знак!

Он, словно терпеливый таран, разрушил одну, потом вторую, а затем и третью стену. Он атаковал и разнес в пух и прах все причины, которые могут толкнуть человека на самоубийство: разочарованное честолюбие, обманутая любовь, потерянные деньги. Он напомнил о набожности людей в период с XIV по XVIII века, попытавшись отыскать в те времена хотя бы один пример самоубийств и не найдя их. По его словам выходило, что самоубийство появилось тогда, когда стали приходить в упадок монастыри. Раньше разочаровавшийся, обманутый, разорившийся, переживший большую боль человек становился монахом. Это было как бы моральным способом пустить себе пулю в лоб, моральным, а не физическим самоубийством: человек хоронил себя в огромной общей могиле, которая называлась монастырем. Там он молился Богу и зачастую находил утешение. А сегодня ничего этого больше не осталось: монастыри разрушены, закрыты или очень редки, а молитвы возносятся к небу. Осталась одна работа: работать – значит молиться! Для меня его слова стали откровением, и я посмотрел на того, кто эти слова произносил.

Проповедник был красивым молодым монахом в испанском одеянии лет двадцати пяти, не более. Бледный худой доминиканец с большими черными великолепными глазами! В нем сочеталось то, о чем он проповедовал: молитва и труд! Чувствовалось, что этот человек беспрестанно молится и постоянно трудится.

Я осмотрелся вокруг и стал думать, какую же работу я могу исполнять. Руссо научил своего Эмиля профессии водопроводчика. Меня, к сожалению, не обучили никакой профессии. И тут я увидел какого-то человека лет тридцати: на нем была куртка из черного бархата, в руке он держал фуражку. На одежде его была прикреплена кожаная пластинка. Я признал в нем комиссионера. Этот комиссионер стоял, прислонившись к колонне и внимательно слушал проповедника. Подойдя к нему, я оперся о ту же колонну. И решил не терять его из виду, поскольку мне надо было задать ему несколько

вопросов. Мне пришлось дослушать проповедь до самого конца. Но священник еще не закончил говорить, а я уже решил для себя, что буду жить… Проповедник, сойдя с кафедры, прошел мимо меня.

– Как ваше имя, отец мой? – спросил я его.

– Для людей или для Бога? – ответил он.

– Для Бога.

– Брат Доминик.

И он прошел мимо… Толпа разошлась. Я проследовал за комиссионером. На углу улицы Сен-Рош я нагнал его.

– Простите, приятель, – обратился я к нему.

Он обернулся.

– Я вам нужен?

– Да, вы мне нужны, – ответил я с улыбкой.

– Вы хотите пойти обходным путем или прямым?

– Нет, просто хочу получить кое-какие сведения.

– А! Понимаю: мсье иностранец…

– В жизни – да.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Вам нравится ваша профессия? – спросил я его.

– Черт побери! Все зависит от того, что вы под этим подразумеваете.

– Просто спросил, нравится ли она вам.

– Конечно. Поскольку я ею занимаюсь!

– Позвольте заметить, что это не всегда довод.

– Да что же вы хотите узнать?

– Сколько вы зарабатываете?

– Можно тысячи, можно сотни франков. Но на пропитание, в общем, хватает.

– Не могли бы вы ввести меня в курс дела?

– Спрашивайте, я буду отвечать.

– Сколько вы зарабатываете в день? День на день, конечно, не приходится, но в среднем сколько?

– В хороших кварталах где-то пять-шесть франков.

– Это выходит две тысячи франков в год, так?

– Примерно так.

– И сколько из них тратите?

– Приблизительно половину.

– Значит, в год вы откладываете?..

– По тысяче франков.

– А каковы неприятные стороны вашей профессии?

– Я таких не знаю.

– Вы свободны?

– Как ветер.

– Мне казалось, что на службе людей…

– Людей? Да господь с вами! Кто же сегодня не на службе у людей? Даже сам король Карл X – он ведь первый на службе! Честное слово, я намного свободнее его!

– Как это?

– Если поручение кажется мне подозрительным, я от него отказываюсь. Если поклажа кажется мне слишком тяжелой, я отрицательно качаю головой. Самое главное – это чтобы тебя знали. А когда тебя знают, можно и выбирать.

– И давно вы занимаетесь этим?

– Десять лет.

– И за эти десять лет ни разу не пожалели, что выбрали именно эту профессию?

– Ни разу.

Я на секунду задумался.

– Это всё? – спросил человек.

– Последний вопрос.

– Задавайте.

– Если человек захотел стать комиссионером, что ему нужно для этого сделать?

Комиссионер посмотрел на меня с улыбкой.

– Уже не хотите ли вы стать комиссионером?

– Возможно.

– О! Это делается очень просто. И не надо иметь высоких покровителей.

– И как же поступить?

– Пойти в префектуру с двумя свидетелями, которые поручатся за вашу честность, и попросить, чтобы вас зарегистрировали.

– И сколько же это будет стоить?

– Да ровным счетом ничего.

– Спасибо, приятель…

Я достал из кармана пять франков и протянул их ему.

– Это еще зачем? – спросил он.

– Плата за труд, за то, что вы мне ответили.

– Это не был труд. Скорее удовольствие. А за удовольствие денег не берут.

– Тогда давайте пожмем друг другу руки. И примите мою благодарность.